"Все надо делать с юмором!", сказал палач, нарезая голову дольками.
А это тоже творчество. Это хохмическое жизнеописание нашей бурной юности...
Предисловие, зачин, вступительная песня, экспозиция, теорема (хотя за ней и не последует никакого доказательства), просто НАЧАЛО.
"Друг – это тот, кто в любое время дня и ночи имеет на тебя право»
Я сижу одна дома, в четырёх стенах, и, как паук, собираю в единый клубок все воспоминания, мысли, полустертые ощущения и эмоции о самом, на-верное, приятном явлении (если это можно так назвать) в моей жизни – о моих друзьях. Иногда мне кажется, что слово «друзья» недостаточно емко для определения нашей системы, состоящей из четырех элементов. Это большой замкнутый круг, мир, целая эпоха, которая живет по собственным законам в индивидуальном времени, несогласованном с представлениями реальности. Мы никогда не говорили друг другу, что мы братья и сестры те-перь, где-то подсознательно это знает каждый и в то же время осознает, что эти слова также не слишком глубоки и полны для нашего глубокого смысла. Наша компания представляется мне Землей и Антеем, неразрывной сово-купностью – мы черпаем друг у друга жизненные силы, мы учимся друг у друга, познаем себя и окружающую реальность. Я уже начинала писать об этом как-то раз на даче, но все эти записи так и лежат во влажных комнатах второго этажа и, вероятно, останутся там навсегда. Не раз было сказано, что если описывать нашу жизнь, то получится роман почище Джойсовского «Улисса». Я и правда до сих пор не знаю, что нужно описывать, а что оста-вить для бесконечного перемалывания в памяти – наша жизнь слишком ве-лика и многоцветна, чтобы можно было вписать её в одну палитру. Мы че-тыре стороны света, четыре времени года, и иногда сожалеем, что по знакам зодиака не можем претендовать ещё и на космические стихии. Мы столько переделываем под себя, вмещаем астрономическое число образов, что нель-зя уже отделить «мушкетеров от бригады». Мы концентрированная кладезь актерских талантов, меняющих своё амплуа с бешеной скоростью. Такая ма-ленькая труппа, дающая концерты сама для себя – и лишь изредка для слу-чайных зрителей. Где мы ни были, в какой бы компании не оказывались – мы со всеми и отдельно. Этого никто не замечает, это видим только мы – для нас уже давно так установлено, безоговорочный вариант. Нам бывает все равно, где находиться в свободное время – мы редко ищем экзотические ва-рианты проведения досуга, но мы никогда не скучаем. Иногда только кажет-ся, что невозможно просто сидеть в окружении лестниц, лифта и дверей подъезда, и мы начинаем раздумывать – куда бы пойти, но у нас не слишком большой выбор – у нас есть два кафе и улицы района, где нам знакома каж-дая трещинка. Сейчас сезон дождей, и мы не выходим даже на лавочку поиг-рать в карты. Карточные игры – довольно частое в нашем кругу явление. Ни одна из партий не похожа на другую, мы играем двое на двое, у нас свои системы переговорочных знаков, мы часто в шутку огрызаемся друг на друга за неудачно сорванный ход, материмся, объедаемся, обпиваемся, буйно ра-дуемся при победе – будто выиграли миллион долларов. Все наши якобы серьёзные действия вызывают у нас неудержимые приступы смеха. В других компаниях наши шутки «без улыбок на лице» получили порочную репута-цию самых ярких приколов. Это всего лишь обычный стиль нашего сущест-вования. Помню один раз мы играли в карты под дождём, сидя на лавочке во дворах, и накрывались самодельными газетными шапочками – и до слёз смеялись, представляя лица тех, кто живёт в доме напротив и каждый день лицезреет нашу разношёрстную компанию. В другой раз мы купили пакет арахиса на триста грамм и в течение трёх часов не могли его съесть. Со сто-роны мы похожи на компанию алкоголиков с той разницей, что мы вместо водки пьём воду, соки – и лишь изредка пиво. Это только дань лету. Про-шлой зимой мы установили себе субботу, как день, когда надо собраться, ку-пить острых корейских салатов, чипсов, шесть бутылок Efes Pilsner и с на-слаждение потягивать всё это за красиво накрытым столом, обсуждая про-шедшую неделю. Потом, правда, наши сборища участились, и все начинало напоминать внезапный налет мамайского войска. Удивительная компания психов. Если мы куда-то едем – за город, просто отдохнуть в центре, за по-дарками, за кем-нибудь на работы, покупать вещи – все идёт не так как у нормальных людей, что дает ещё один повод для дальнейшего обсуждения. Проехать на электричке нужную станцию и уехать дальше километров на пятьдесят, закупиться продуктами до такой степени, что невозможно даже унести их с рынка и грузить в машину как мебель, выносить из квартиры му-сор – по семнадцать тюков сразу, чтобы не бегать второй раз – всё это нор-мально, но об этом другой раз. Никогда не делается это всё специально, как полагают те, кому всё это рассказывается – просто так происходит само со-бой. Просто такая наша жизнь.
Это всего лишь философия, всё остальное не будет настолько долгим и нудным, это будет самое полное собрание наших воспоминаний, самых яр-ких и незабываемых приключений. Это наша неповторимая история.
Талдомские выходные.
По-хорошему, конечно, писать надо было, соблюдая хоть какую-то хроно-логию. Все остальные, с позволения сказать, произведения тоже, конечно, не образец и эталон цельности, но там я хотя бы как-то но следую законам вре-мени. Но, во-первых, когда мы обсуждаем наши похождения вместе, мы это делаем спонтанно, а во-вторых, идея вообще написать о нас возникла у меня именно после этих выходных, и все к тому же очень просили меня поскорее запечатлеть эти события на бумаге. Так и вышло.
Я даже приведу точную дату, э-э-э, по-моему, ну…., а ну да 7 и 8 июня. Мы – это в данном случае Юлька, Машка и я собрались на свежий воздух, на при-роду, за впечатлениями, наконец, просто отдохнуть от земных забот – коро-че, решили ехать к Юльке на дачу. Мне ужасно стыдно, но я не могу до сих пор точно сказать, где же сие место расположено – а всё из-за невероятных перипетий, связанных с дорогой и нашей глупостью и невнимательностью. Вообще-то, если мне не изменяет память, мы могли бы доехать и с Юльки-ными родителями на машине, но у меня с утра был экзамен по старославян-скому, и нам была предоставлена свобода самостоятельного передвижения. Юлька заранее предупредила нас, чтобы мы не брали много вещей, что вполне было разумным – мы ведь ехали меньше чем на два дня. Только мы не учли одного – люди-то ведь все разные, я – минималистка, а Масянька – гипермаксималистка. Так и получилось, что я взяла один пакет с пижамой, спортивными штанами, сменой белья и соответственно продуктами – как обычно, быстрорастворимые концерагены макаронной промышленности, пе-ченьки, и прочую шушеру – для электрички и так – посидеть. Зато Машута собралась, вероятно, ехать от Савёловского вокзала аж на Северный полюс, поскольку предстала перед нами с огромной спортивной сумкой, в которую можно без особых усилий спрятать меня и Стулову. Сумка была набита сви-терами, штанами, носками, косметикой (ну это, правда, было у всех нас – там, лосьоны, кремы) и впридачу ещё, почему-то, курица сырая (или лапки), спагетти, сыр и другой провиант. Ну, понятное дело – Машка учится в инсти-туте Туризма и Гостеприимства – там, наверное, так учат. Вот я - филолог, вещей минимум, зато взяла лекции, книжку и ещё Юлька мне книжку подог-нала. А Юлька, кстати, поступила разумнее нас и практичнее – вещей не просто минимум, а необходимый минимум, телефон (на моём, как всегда, кончились деньги). Юлька приблизительно знала, во сколько уходит нужная нам электричка, она говорила также, что ехать где-то час двадцать, и мы должны были успеть до перерыва, чтобы потом ещё успеть хоть чуть-чуть прогуляться вечером. Ну-ну. Мы, конечно, опаздывали. Ну, началось всё с того, что Машка долго не могла успокоиться – всё вспоминала, чего она могла забыть, и в связи с этим раз двадцать возвращалась в квартиру - встре-чались-то мы как всегда у неё. Наконец, вышли. Знаете, что такое закон под-лости? Это когда ты опаздываешь и рискуешь ждать своей электрички битых часа два, и приехать на дачу в полночь, а редко ходящий автобус (сраный 72 номер) уходит прямо из-под носа!!!!!! Га-а-а!!! А они обычно ходят через 20 минут каждый. А теперь уже ровно через 40 минут мы должны сидеть в элек-тричке! Правда, есть ещё маршрутки, конечно… И тут Бычкова (ну как же без историй!) вспоминает, что заграбастала 2 комплекта ключей, и нечем будет открывать дверь, и все придётся ждать, когда же она вернётся из своего ма-ленького путешествия. Она бежит обратно. А подниматься на 8 этаж… Пеш-ком! Лифт не работает! Я поворачиваюсь к Юльке и говорю: «Как ты счита-ешь, Юльевгеньнна, МЫ СЕГОДНЯ КУДА-НИБУДЬ УЕДЕМ ИЛИ НЕТ?» А она так на меня посмотрела, будто я у неё спросила, когда мы будем хорошо жить и на нас сверху мешки денег будут падать, и с таким характерным сар-казмом отвечает: «Ну, это же Бычкова, Юль! Ты, что, надеялась, что мы прям вот так сразу и уедем?» Действительно, даже смешно, на моей памяти нико-гда такого не было – чтобы Мария вовремя собралась, мы бы не опаздывали и не бежали потом сломя голову. Буквально через каких-то пятнадцать ми-нут (у нас сложилось впечатление, что один комплект ключей весит тонну – такие, знаете ли, милые квартирные ключики длинной в метр) она выскаки-вает из подъезда, и кричит: «Я вспомнила, что я забыла!». А мы ей уже кри-чим: «Давай бегом!», потому что видим, как мимо нас уже почти проехал ав-тобус, а красный свет сейчас сменится зелёным, и как мы тогда поедем – не-известно. И мы бежим. Я думаю, мы мировые чемпионы по опозданиям и беготне за транспортом – только за вагонами в метро мы, кажется, ещё не бе-гали. Причём, я сейчас так смутно подозреваю, что народ, конечно, пялился на нашу гоп-компанию, несущуюся гигантскими скачками за автобусом, при-держивая свои пожитки и докуривая сигареты. Уф-ф-ф, сели. Юлька бросает взгляд на часы и замечает, что мы, как ни странно, ещё можем и успеть. Знаете, как в автобусе расположены сиденья – те, что у самого центра, два кресла воткнуты в невыразимо маленькое пространство. Когда мы вбегаем в автобус, они свободны, но туда уже намеревается сесть какая-то тётка с авоськой и квадратным задом. А нам, если честно, очень не хочется стоять после спринтерского начала да к тому же со своей ручной кладью. И Машка, как заправский метатель копья, диска и тому подобных орудий, ещё стоя на второй ступеньке забрасывает свою туристическую сумягу прямо на свобод-ные места перед этой самой тёткой, которая так некстати нацелилась на на-ши сиденья. Но… места только два, пол грязный, а у нас ещё и багаж… Ну, в общем представьте следующую картину: Машка у окна, я ближе к проходу, между нами зажата Юлька, которую, впрочем, не видно. Потому что на ней стоит Машкина сумка, Юлькина торба и мой пакет. Издали кажется, будто мы едем с сумками и ещё с чьими-то ногами. На самом деле, я думаю, что всем нам гораздо больше нравится вот так опаздывать, чем чинно вовремя выхо-дить из дома, когда мы куда-то собираемся вместе. Даже банальный, каза-лось бы, бег за автобусом вызывает у нас массу пересудов, шуток, и поэтому, сидя на отвоёванных местах, мы заливаемся смехом, передразнивая самих себя в очередной нелепой ситуации. Потом Юлька, заваленная вещами, на-чинает живописать нам красоты её дачи и всевозможные развлечения, кото-рые нам предстоит испробовать, испить, так сказать, для полноценного от-дыха. Наконец, Совок… Подхватываем свои кули, и снова бежим, практиче-ски, как кенгуру, к кассам… Я спрашиваю:
- Юль, а нам, собственно – то говоря, куда ехать-то?
И тут эта лягушка – путешественница выдаёт сакраментальную фразу:
- Да, если честно, без разницы. Но нам нужно в Мельдино, а там нас папа мой встретит на машине. Вот, смотрите, электричка в 13:55.
Здесь, читатель, обрати внимание на эту фразу, ЗАПОМНИ её как Отче наш.
- Юль, сейчас 13:52, здесь очередь, и я больше бегать не хочу! – орёт Машка, а мадам Стулова продолжает:
- А вообще, зачем? Сейчас спросим у кассира.
Дурацкая у нас ещё привычка, как в совковые времена: сначала встать в оче-редь, а потом поинтересоваться, за чем стоим. Причём мы стоим сразу в не-сколько очередей. Машка вспоминает, что студентам положены скидки, мы начинаем судорожно искать студенческие… Первой к окошку подхожу я, ос-тальные «Турысты» подтягиваются, и Юлька спрашивает:
- Есть билеты до Мельдино?
- Нет, электричка только что ушла.
- А как тогда нам доехать до Мельдино? Есть ли варианты?
- Да, возьмите билеты до Савёлово.
Всё. Билеты взяли. У нас есть ещё минут двадцать, и мы вываливаемся на улицу, покупаем сигареты, а потом устраиваемся у лестницы покурить. Ку-рим празднично так, считаем голубей на карнизах здания вокзала – мы уже отключились от Москвы – мы уже там, в электричке, уже в предвкушении от-дыха, новых приключений. Приключений! И вот, наконец, идём на перрон, подходит электричка, народу – тьма. Даём установку на СРОЧНОЕ ПОГРУ-ЖЕНИЕ. Впрыгиваем в вагон, распределяемся на ближайшей скамейке, и конвейером закидываем сумки наверх. Угнездились, достаём книжки, пече-нья – всё, мы готовы, мы ждём, везите нас, товарищ машинист к чертовой ма-тери из этого города.
Наши электрички – это своего рода передвижной магазин на диване. Ни в ко-ем случае нельзя надеяться на то, что сможешь в тишине под мерный стук колёс и литературно плывущие за окном берёзки почитать любимую книгу, углубиться в собственные мысли и чувства, переживания, помыслить о веч-ном, наконец, просто поспать. Какое-то время назад, может, я училась классе в 5, когда мы ещё ездили в Опалиху осенью, в турпоходы от школы, на пер-вые авиасалоны в Жуковском – когда очень давно поездка в электричке дос-тавляла мне эстетическое и моральное удовольствие: приятно было смот-реть в окно на золотую мокрую осень или на солнечный пыльный, увядаю-щий август и представлять, что едешь в какое-нибудь путешествие, как ка-кой-нибудь русский писатель, и прощаешься с родными краями – и самые банальные подчас пейзажи становятся шедеврами визуального восприятия. А теперь от электрички я получаю только головную боль и обширные знания в области продаваемых сегодня товаров первой необходимости. Всегда, когда мимо тебя проходит бесконечная череда коробейников, мне приходит на ум «Вий» Гоголя, где со вкусом, до мельчайших деталей выписан базар, где пахнет свежей сдобой, пряностями, лучком и морозом, где зычно и певуче кричат торговцы, зазывая к своим прилавочкам юных семинаристов. И ещё вспоминается фраза, неясно кем оброненная и где мною подобранная: «Пах-лава медовая!», произносимая с неповторимым кавказским акцентом. Велико искусство продавцов в разноску, офень, я не знаю, каким нужно быть челове-ком, чтобы уметь вот так запросто впаривать, казалось бы, ненужный товар, всякие безделушки – от сухариков до пластыря и грабель с садовыми вёд-рами пассажирам. Мы сами решили ничего не покупать – мы набрали с со-бой достаточно сухого пайка, чтобы проехать полтора часа без особых хло-пот, но продержались только до третьей станции. Внезапно на нас накатил острый приступ полакомиться сухими солёными кальмарами и сухариками с зеленью, взяли ещё 2 бутылки воды (вдруг не хватит) – и, главное, никаких угрызений совести – гулять так гулять.
Подъехали к Вербилкам. Машка подняла голову от кроссворда:
-Чего у нас там? Вербилки?
- Ага. – откликается Юлька – Название такое – прямо засвербило как-то.
- А у моей бабушки, между прочим, дача в Вербилках была, - продолжает Машка. Народу на Вербилках вышло много. Двери закрываются, и мы снова утыкаемся в книги. Так и ехали. Хотя, не всё так было безоблачно. Ехали там какие-то ребята – ну, такие, не обезображенные интеллектом. Из-за них мы гораздо реже выходили в тамбур на перекур. Потом одному стало плохо, и он бил стёкла в дверях электрички. И что? Все сидели молчали? НЕТ! Под-нялись два мужика, вмазали им – подробностей не знаю, было только слыш-но что там происходит. А когда они вернулись, ссадив хулиганов на станции, Машка наклонилась к нам и прошептала:
- Вот, тот в белой рубашке с загорелыми руками – СУПЕР!
И мы втроем, как ослики в одной упряжке замотали головами в знак согла-сия. А я ещё подумала тогда, что ЭТОТ не такой уж красивый и молодой, но факт его мужественного и благородного поступка заставил нас восхищённо вздохнуть.
Едем дальше. «Следующая станция – Талдом» - вещает голос динамика. А между тем Юлька позвонила уже папе и сказала ему, чтобы он нас встречал через 10 минут, а нам сообщила, что наша остановка называется «Мельдино» и нам выходить приблизительно через две после Талдома. Подъезжаем. Машка спрашивает у Юльки:
- Интересно, а Талдом – это город, или…
Стулова, не отрываясь от книги, голосом, какой бывает при сильном насмор-ке, бубнит:
- Посёлок городского типа.
Мы едем дальше. Охватывает небольшое беспокойство, потому что едем мы уже почти два часа, а Мельдино всё нет как нет. Вагон совсем опустел, по-следние виденные нами живые люди, кроме нас – контролёры. Внезапно Юлька подхватывается, вскакивает и кричит:
- Нам выходить! Платформа справа!
Всё. Поезд останавливается в каком-то лесу, платформа слева… Ощущения? Прямо скажем, не лучшие. Не фонтан. А если совсем откровенно – легкая паника. Заходит какой-то парень, и Машка миленько так у него интересуется:
- Молодой человек, скажите, а когда будет Мельдино?
Знаете, как смотрят на сумасшедших или на кривляющихся обезьян? Нет? Вот мы тоже не знали, пока его лицо не увидели. На лице отразилась гамма непередаваемых пером ощущений, он подумал немного, я даже слышала скрип его мозгов (только не потому, что он туп как пробка, просто не знал, наверное, как ему помягче нам ответить), а потом сказал, не глядя в нашу сторону:
- А Мельдино не будет, следующая - конечная Савёлово.
Вот так. Мы садимся на пустые скамейки, и нас разбирает смех.
- Девчонки, я чего-то не пойму, как мы проехали – бормочет Юлька.
- Платформа справа!!!! Ой, не могу!!!! – заливаемся мы. Чего уж казалось бы смешного – заехали к черту на куличики, а смешно.
Когда мы вышли в Савёлово, нам, правда, стало не до смеха. Тому было три причины. Во-первых, в радиусе полкилометра не было видно ни одной кас-сы, ни даже будки, где можно было обнаружить хотя бы одного работника наших славных железных дорог. Во-вторых, там, где мы вышли, куда-то в бесконечность туманную уходили рельсы, и белела маленькая табличка «Дорога на Углич». Зашибись. Приехали. Хотя, если сравнивать с положе-нием Робинзона Крузо, то мы имели существенный перевес. И, в-третьих, нам просто очень, ну очень хотелось в туалет.
В таких случаях, лучше идти туда, куда идёт большинство. Мы прошли всю платформу, спустились вниз, и перед нами выросла самая настоящая избуш-ка, в которой намечались две женские фигуры в характерной синей форме. Мы бросились к ним, и они довольно ясно объяснили нам, что Мельдино мы, конечно, проехали, и нам нужно садиться на ту же электричку и спро-сить у кого-нибудь, как нам лучше быть.
- А когда отходит электричка? – напоследок поинтересовалась Машка и очень правильно сделала, потому что одна из девушек поднесла к глазам часы и так меланхолично произнесла:
- Через 5 минут!
Прекрасно. Замечательно. Офигительно. Звездец. Между прочим, до плат-формы идти минут десять, а хочется писать, и ещё эти дурацкие сумки. Знаете, что было дальше? Люди в Савёлово надолго запомнят компанию психов, бегущих по платформе с воплями и диким матом, размахивая ги-гантскими сумками к одиноко стоящей электричке, как будто сейчас они съедят эти вагоны вместе с колёсами, трубами, машинистами и пассажира-ми. Мы вскочили в первый вагон, и в первые минут пять поняли, что бежали зря – электричка не собирается никуда уезжать прямо сейчас, срываясь с мес-та с астрономической скоростью. Там же сидели две женщины – контролёры, мы подошли к ним узнать, где ж находится столь чудный край, как Мельди-но.
- Простите, не подскажете ли вы, как нам добраться до Мельдино? – такой наивный был вопрос, но, наверное, очень трудный, потому что контролёры, как и тот парень, очень недоуменно друг на друга посмотрели.
-До Мельдино? Ой, девочки, вам же надо было в Вербилках выходить и там делать пересадку. Можете сейчас так поехать, но там электричка будет через час после нашей.
- Не, не пойдёт, - решила Юлька – Нас там уже папа должен был встретить минут этак 20 назад. А ещё как-нибудь можно?
Господи, наверное, только в русском языке есть пословица: «Пешком через Красную площадь». Русский человек может поехать как угодно и с какими угодно заворотами – только не самым коротким. Правильно, нормальные ге-рои всегда идут в обход.
- Ну, я даже не знаю, - протянула одна. Мы все молчали. Потом другая ска-зала:
- В принципе, вы можете доехать до Талдома, оттуда автобус ходит… До Дубны. А оттуда – тоже автобус до Мельдино. Только вот я не знаю, будут ли они ещё ходить.
Все ещё немного помолчали. Потом Юлька сказала название своей дачи, и спросила, можно ли как-нибудь от Мельдино ему доехать до Талдома, чтобы нас там встретить. Долго выясняли, на какой стороне канала находится наша дача, потом Юлька отзвонилась папе, выслушала его тираду по поводу от-сутствия у нас признаков ума, и сообщила, что мы едем в Талдом, где нас и надлежит встретить. Стало уже лучше, хотя по-прежнему дико хотелось в туалет. Машка заявила, что у неё с собой было бы достаточно вещей и про-дуктов, чтобы если что идти пешком или жить в Савёлово, пока нас тут не откопают. Я заметила:
- Ага, хорошая была бы компания – с кучей барахла, сухими макаронами и замороженной курицей. Как бы мы жили бы, интересно?
- Нормально! Зато у нас бы был экстремальный туризм! – это уже Юлька.
- Стулова, радость моя, с вами куда ни поедешь – даже просто в магазин спуститься – уже экстрим, ты вспомни!
Машка вдруг сунула нам под нос бумажку:
- Вот. Это для таких психов как вы! От этой схемы станций ни на шаг! По-нятно? С ума сойти, мы проехали лишних 20 километров.
- Бычкова! – (когда Юлька ей так кричит, у неё становится абсолютно непо-вторимая интонация, которая в своём роде уникальна – такая, знаете ли, смесь возмущения с детским удивлением и обидой, хотя это и не обида) – Не преувеличивай! Ну, подумаешь, прокатились немного, ну с кем не быва-ет…
- Ну, с нами-то всегда что-то бывает. У нас всё не как у людей!
- Правильно, - смеюсь я. – Это потому что мы нелюди!
И мы дружно хохочем над своей очередной незадачей.
Мы подъезжаем к Талдому, стоя в тамбуре, чтобы на этот раз не промахнуть-ся и выйти там, где надо. А я высматриваю в окно очень важную и нужную нам вещь, обозначённую буквами Эм и Жо. И вижу! И в груди моей так начи-нают беситься кровяные клетки, будто я пришла на экзамен к Коровину – младшему (а надо сказать я его уж-ж-жасно боюсь), а он подарил мне цветы, и поставил все экзамены по зарубежке автоматом до самого пятого курса. Когда мы, наконец, сошли на твёрдую землю – это было… Наверное, то же самое чувствовал Одиссей, когда после долгих мытарств сошел на берег родной Итаки. Мы даже ведь с ним схожи! Во-первых, он в свою одиссею попал тоже в силу своего неразумия и глупости, а во-вторых, он тоже не знал, как примут дома безголового скитальца – может, обрадуются, что во-обще доплыл, а может, выгонят за непосещаемость. Хотя, в отличие от этого известного путешественника мы не стояли в ступоре с открытыми ртами и глазами – мы совершали очередной марафонский забег к тому заветному месту, на котором как кремлёвские звёзды горели две буквы…
Мы остановились и встали, как три тополя на Плющихе, не дойдя до заве-дения буквально полтора метра. А как вы думаете? Если уже на улице в воз-духе царствует такой аромат, будто в этой каморке помочилось по меньшей мере пол-России, то заходить внутрь – как-то опасно для жизни. Юлька сразу заявила, что она ТУДА не войдёт. А мы с Машкой решили, что всё сделаем быстро, но выскочили почти сразу же – даже «быстро» в концентрации тако-го запаха подобно вечности. Теперь перед нами вопрос практически жизни и смерти: машины Юлькиного папы ещё нет, сколько ехать до её дачи - тоже неизвестно, а наши штаны буквально лопаются из-за до неприличия разбух-шего мочевого пузыря. Юлька упрямо гнёт своё – она ТУДА не войдёт, а мы с Машкой натягиваем куртки на нос, сгибаемся в три погибели и, как развед-чики, пробираемся в злачное, но долгожданное место. Вот, что такое россий-ские туалеты в глубинке, а?! Такая, знаете ли, маленькая клетушка, пол бе-тонный, деревянный помост, и в нём три дырки прорублены! Я взглянула на эти три отверстия, уходящие в никуда, и говорю:
- Маша, я туда не полезу, на этот деревянный пьедестал, я не хочу окончить свою жизнь, утонув в талдомских фикалиях!
А Машка, которая со спринтерской скоростью, как солдат во время воздуш-ной тревоги, стягивает штаны, орёт сквозь свитер:
- Блин, садись прямо на пол!
- Что, прямо на пол и садится? А если кто-нибудь войдёт?
Знаете, у неё глаза такие красные были, когда она на меня посмотрела.
- САДИСЬ, я сказала!!!! – кричит – А то я сейчас задохнусь! Сюда, кроме нас всё равно никто не войдёт. Других таких психов нет!
Вылетели мы оттуда пулей, у нас даже в горле запершило, когда мы глот-нули чистого воздуха. Ну, честное слово, как в газовой камере побывали. Ладно, главное, мы приехали, на душе (да и в теле тоже) легко и свободно, оглядываемся. Небольшая такая площадёнка, извечная пивная с зонтиками «Клинского», и отголосок цивилизации – «Евросеть». Да уж, мизансцена. И мы втроём, посередине площади. Прелесть!
Приближается машина, приглядываемся – УРА!!!! – за нами приехали. Выска-кивает Алёнка (Юлькина младшая сестра), несется к нам и кричит:
- Вот они! Сколько можно ехать! Юля, блин! – слова на ходу глотает, радует-ся, скачет, завивается вокруг нас – ребенок счастлив! И мы счастливы! Вот та-кое счастливое приключение.
Подходит Юлькин папа. Хмурится, но в шутку.
- Ну и куда вас занесло? Как вы в Талдом-то решили ехать?
Юлька начинает:
- Да мы вот билеты взяли…. Проехали… Пересадка…. Савёлово – короче, не буду пересказывать, читайте выше.
- Ну, Юль, - папа смеется – ты, что, на дачу ни разу не ездила? Ну, безголо-вые люди! Мать там с ума сходит! Ладно, садитесь.
И мы, наконец, загружаемся в машину, и едем. Звонок. Юлькин папа достаёт трубку:
- Да, Лен! (некоторое молчание) Да они в Савёлово упёрлись. Ну кто-кто? Всё скоро будем.
Вы думаете приключения кончились? Нет! И не мечтайте! Мы, например, не мечтали – мы даже не думали о них – мы тихо-спокойно ехали отдыхать. Переезжаем через пути.
- А вот и Мельдино! – говорит Юлька. – Вот здесь мы должны были выйти!
- Ага, если кто-то не забыл бы, где надо выходить. Вербилки-свербилки! Поселок городского типа! Бабушкина дача! Лично я (а это и правда я) нико-гда не забуду этот славный русский город.
Мы доехали до канала – надо переправиться на пароме на другую сторону. Ждём когда паром стукнется на другом берегу и пойдет обратно, но на нашу беду паромщица поднимает черный колпак, и как по команде поворачиваем головы направо – идут баржи, много, идут таким караванчиком.
- Ну вот, - горько замечает Юлькин папа, - теперь будем ждать час, пока они дойдут, пройдут.
Он отгоняет машину, хотя паром идёт обратно. Ну, мы и решили, что так на-до – сейчас дойдёт и встанет на нашей стороне. Но когда он дошёл, на него быстренько взгромоздились чьи-то Жигули и мотоцикл, и… ОН ПОЕХАЛ ОБРАТНО!!!! Это и называется «что такое не везёт и как с этим бороться». Всё. Паром ушёл, теперь он стоит на другой стороне, а баржи идут. Юлькин папа достает удочки и спускается к каналу: надо же хоть каким-то делом се-бя занять. А мы пока суд да дело фотографируемся, и начинаем планировать остаток выходных. Юлька предлагает вечером сходить прогуляться, огля-деть, так сказать, окрестности, ну выпить пивка, как полагается, а потом со-браться на чердаке, переодеться в пижамно-ночнорубашечные шмотки и по-играть в Джио-Джангу – это игрушка такая настольная. А Алёнка говорит, что нас ещё ждут шашлыки – и это здорово, потому что на одних печеньях дале-ко не уедешь, и есть хочется здорово. А Юлька уже и на завтра предлагает программу обширных действий – пойти на пикник на реку, нажарить там хлеба, сосисок и ещё чего-нибудь и вообще классно провести время. Прохо-дят баржи, и мы машем руками отдельно появляющимся лицам. Мы просто счастливы, и я чувствую, как нежная и мягкая ладонь сдавливает мне горло и щекочет, и я и мы все громко смеемся – отчасти от пережитых волнений, от-части от того, что мы все вместе и у нас впереди ещё море всего интересно-го и смешного.
Наконец, паром едет к нам, мы переезжаем на ту сторону и мчимся к долго-жданной даче. Нас встречает Юлькина мама, бабушка с дедушкой, они тоже все посмеиваются над нашей незадачливостью, и мы идём по дорожке к до-му, чуть виновато улыбаясь, словно просим прощения, хотя нас тоже душит смех, когда мы вспоминаем о произошедшем. Потом, как водится, мы, нако-нец, пристраиваем свою поклажу на втором этаже – в маленькой комнатке с двумя кроватями, и спускаемся вниз. Взрослые уже собираются на кухне, на-крывают на стол, а мы проходим мимо идеально ровных грядок, самодель-ной беседки, моем руки и идём на кухню, где тепло, дышит ровный желто-ватый свет, освещая уставленный всевозможными яствами стол, оставляя углы тёмными, и от этого таким уютом веет в маленькой кухне, что хочется стать кошкой и мурлыкать от блаженного счастья. А на столе! На столе гро-моздятся блюда с шашлыком и огромные миски с салатом, и огурчики соле-ные, хрустящие на зубах, и помидоры настоящей домашней засолки, и кар-тошечка с золотистой корочкой, и золотистая селедочка с луком, и грибы. А мы уже сели, и ждём, когда все угнездятся на своих местах, а Юлькина мама тем временем разливает вино, а бабушка достаёт домашнюю наливку, а мы всё сидим и роняем слюнки при виде всего этого царского великолепия. Наконец, все садятся, мы с Машкой отвечаем на сыплющиеся вопросы, сму-щённо улыбаясь, а нам накладывают в тарелки всего сразу и побольше, и все сидят и едят с аппетитом, с радостью, думая о том, как хорошо вот так соби-раться за большим столом на даче. Правда, нам очень хочется уже пойти на перекур, ведь нет ничего лучше, чем сигаретка после плотного обеда, но и отрываться от насиженных мест тоже совсем не хочется. А взрослые уже рассказывают нам разные истории из дачной жизни, и про Юлькино детство, как она купалась в канаве за забором. Канава, правда, знатная, у нас на даче такого размера была наша первая речка. И вода в канаве черная-черная, по-тому что, как объясняет Юлькина бабушка, речка, из которой эта вода течет, начало берет в торфяниках. Странно, спать нам совсем не хочется, хотя Юль-кин дедушка налил нам с Машкой по два стакана наливки, а мы только уго-ворили четверть каждого, как он нам долил снова.
Когда мы наелись по самые уши, конвейером идём мыть посуду – Юлька носит, я мою, Машка вытирает. Вода ледяная, но это как-то романтично, по-походному, я бы сказала. Помыть гору посуды – все равно что выкурить си-гаретку после обеда. На улице холодно и влажно, и вообще, если честно по-года не задалась, конечно, но нам-то что. Масяня выдаёт нам все по свитеру из своей замечательной сумищи, мы утепляемся, берём деньги, сигареты, Алёнку и выкатываемся на улицу. Плохо помню последовательность улиц – у Юльки в этом плане всё слишком запутанно, но мы просто идём себе и идём, а Юлька рассказывает о соседях, о своём детстве, о дачных достопри-мечательностях, пока мы не доходим до магазина. Купили по пиву, зачем-то ещё мороженое, и пошли на экскурсию к Чёрному Ручью. Чёрный Ручей – это такая дачная речка, та самая с чёрной водой, которая выглядела немножко зловеще и студёно. Берега рыжие, вода несётся быстро, крутит водовороты. Через всё это великолепие перекинуто два бревна, которые у берега с нашей стороны слегка погружены в воду. Юлька философски замечает: «Пройти, конечно, можно». Но сегодня мы не искушаем судьбу и возвращаемся назад, проходим ещё по какой то улице, пока не упираемся к калитке в лес. Захо-дим в лес, там ходим по опушке, любуемся на медвежьи трубки – главное оружие всех детей. Я вспоминаю, как в детстве, играя в войну с мальчишка-ми на даче, была самым метким стрелком. Эх, какое счастье было – набрать полный рот зелёной мелкой черноплодки и точными плевками оставлять на шеях, руках и лбах синяки! Темнеет. Мы потихоньку возвращаемся на дачу.
Лезем на второй этаж. Я не знаю, кто делал эту лестницу, но рассчитывал этот человек явно на альпинистические способности всех, кто будет по ней подниматься. Воцарение женской компании. Задернули шторы – чтобы не подсматривали, переодеваемся – я в любимую жёлтую пижаму с рисунком в виде кофейных чашек, Машка – в черные лосины и длинную майку с цветоч-ками, Юлька – помню плохо, вроде в свои любимые бирюзовые атласные штаны и серую кофту. Обмен сухими носками – ноги ужасно воняют, но мыть их на таком холоде – кощунственна сама мысль об этом. Потом мы выбрасываем на кровать все косметические принадлежности и приступаем к облагораживанию своих морд лица. Лосьон один на всех – Юлькин, причём, как только отвинчиваем крышку, начинает казаться, что открыли бутыль со спиртом.
- Стулова, дай печеньку – занюхнуть! – требует Машка.
- Терпи, классный лосьон – знаешь, как очищает!
- Юль, а ты пробовала от Синерджи?
- Да, кстати, неплохо. А, помнишь, Лукьянчик, какой Машка тебе на 8 марта подарила?
- Ага…. – у меня слезятся глаза. – Вдохнул и очистился. Вместе с кожей.
- А теперь крем. Лицо должно напитаться.
- У меня уже напиталось – ничего не чувствует. Дайте мне кто-нибудь ушечи-стилку!
- Чего?
- Блин, палочку ватную дайте. Лучше две!
- Ага. И восклицательный знак поставьте. Нет, три, три, три!!!! – это фраза из последнего звонка.
Обалденно.
Всё, мы рассаживаемся на кровати и достаём игру. Смысл её заключается в том, что ты – охотник, ты путешествуешь по экзотической местности, где те-бя подстерегают опасности. Первая часть пути – нужно первым дойти до тёх домов, где можно получить подарок к своему обмундированию. Существуют жёлтые, красные и зелёные клетки, в зависимости от цвета нужно тянуть кар-точку, где будет сообщаться, что вам делать. Правда, красные поля – это места, где можно встретить людоедов и иже с ними – здесь нужно сражаться. Каждому игроку выдаётся сначала определённая сумма, на которую нужно купить себе оружие, лошадь и так далее. Выбираем. В итоге, у каждого во лошади, по винтовке, по аптечке и пробковому шлему. Некоторые очень жадные – например Машка набрали себе ещё всяких фотокамер, чтобы потом фотографировать чудовищ – за это тоже дают деньги. Я выбрала ещё лодку, чтобы переправиться через реку, хотя это оказалось пустой тратой времени – мне не повезло, она дала течь – я попала на синюю точку, и у меня утонула лошадь. Впереди шли Машка с Алёнкой, мы с Юлькой плелись в хвосте, точнее я без лошади была последней. Потом я попала на жёлтый кружок и вытянула карточку, где было написано: «У вашего товарища сбежала ло-шадь…» И я отняла лошадь у Алёнки. Первой я дошла только к последней хижине, где получила револьвер, зато по пути посеяла аптечку и пробковый шлем. Юлька в десятый раз безуспешно выбросила кубик, пытаясь попасть на четвёрку – она стояла на красной отметине и только эта цифра давала ей право двинуться дальше. А мы с Машкой тем временем уже шли за зверями. Я довольно лихо прикончила гигантского крокодила и змею, заработав тем самым сто тысяч. Правда, это не так уж легко – нужно ведь попасть на крас-ный кружочек, и только тогда можно стрелять. А Юлька потеряла всё - оче-редная неудачная карточка, и решила возвращаться назад, тем самым облег-чив нам игру. Машка как заправский бизнесмен уже получила деньги за фот-ки и идет дальше, и тут у неё сбегает лошадь. А я лошадь нахожу – раз, и лошадь друга приходит ко мне – два. У Юльки лошадей нет, у Алёнки я уже забрала, и я забираю лошадь у Машки. Она орёт:
-Отдай мою лошадь, свинья! Зачем тебе третья лошадь?
- Ни фига! У тебя и так куча всего – шлемы, аптечки, подарки для туземцев, а меня только оружие.
И я на трёх лошадях….. А лошадь позволяет к числу шагов прибавлять шесть. А три лошади – ВОСЕМНАДЦАТЬ! А ещё можно выбирать на скольких лоша-дях ты едешь. Я представляю – я верхом на трёх лошадях. Нет, ну, конечно, я понимаю, что даже Дженифер Лопес далеко до моей попес, но три лошади – это чересчур. Если только они пони. А терять мне нечего – и еду за лаврами и монументом – то есть добывать монстра Джио-Джанги. За него дают 500 тысяч, но нужно точно выстрелить 5 раз. Ха, а что мне 5 раз, когда у меня винтовка и револьвер да ещё три лошади. Правда, если бы я не попала, меня бы даже три лошади не спасли. И я убиваю эту монстрилу!!!! Ура!!! А Машка тем временем подбирается ко второму птеродактилю. А я иду за обезьяной. А Юлька опять встала и бросает кубик. А Алёнку вообще съели людоеды – у неё не было ни подарков, ни оружия. Мы сражаемся с Машкой – мы убили всех монстров и теперь возвращаемся, я впереди на своих лошадях. Она продолжает требовать, чтобы я вернула лошадь, но тут ей подворачивается карточка, и она с рёвом торжественно оттяпывает у меня одно копытное средство передвижения. Я говорю:
- Ну и забирай, у меня ещё две остались!
- А я у тебя и вторую заберу!
- А у меня шкур больше!
- А у меня фотографии!
- А я монстра убила и вообще весь путь прошла только с одной винтовкой!
- А у тебя ни аптечки, ни шлема!
- Зато лошадей две штуки! Карточку тяни!
Машка тянет. «На вас напали туземцы и отобрали всё…..»
- Что? Нет!!! Отдайте хоть лошадь! И шкуры?
- Тебе же говорят всё! – хохочет Юлька. Они с Алёнкой уже давно киснут со смеху, слушая наши словесные битвы.
- Кстати шкуры возвращаются на место, можно животных ещё побить! - вы-давливает Юлька, корчась на подушке от смеха. И Машка разворачивается и решает всё добыть заново! А я по пути (не возвращаться же за обезьянами и птеродактилями) отстреливаю ещё пару змей, но тут Юлька доходит обрат-но, и игра заканчивается. Мы подсчитываем очки – я оказываюсь в выигры-ше, и мы как-то сыто отваливаемся на кровати – а ведь почти и вправду всё пережили. Машка замечает:
- Всё ты Лукьянова со своими тремя лошадьми!
- Смотреть надо за своими вещичками, Бычкова!
- Да, только на секунду отвернулась, а лучшая подруга – хвать! И увела ло-шадь. А, главное, так тихонько подобралась.
- Слушай, у Юльки её все равно не было, у Алёнки я уже забрала, тебе-то че-го. А вторую ты сама посеяла. И вообще я по принципу ПРИШЕЛ! УВИДЕЛ! ПОБЕДИЛ! живу!
Алёнка спускается вниз к родителям, она уже хочет спать. А мы убираем иг-ру, и тут Машка говорит:
- Я в туалет хочу.
Юлька: - Я тоже.
- Вообще-то у лестницы стоит ведро. Целое пустое ведро специально для нас! – замечаю я. – Правда, можно выйти и подышать.
- Чем, никотиновыми парами?
- Ну да, волшебными палочками. Одеваемся?
И мы одеваемся. Юлька тихонько открывает дверь, а я внезапно осознаю, как всё это смотрится: я в желтых с чашечками штанах, синей водолазке в об-лип поверх пижамной майки и спортивной куртке, и в красных в белую и зелёную полоску носках. Такой сверхсексуальный прикид. И меня начинает душить жуткий приступ смеха, я даже сажусь обратно на кровать – мне так смешно. И Юлька вдруг всхлипывает в ответ:
- Да тихо, блин, - а сама уже до слёз смеется, сползая по двери на пол. Я падаю на подушку, и мой взгляд утыкается в непонятное мне и науке живот-ное красного цвета, весьма, правда, похожего на поросёнка, но ОНО вызвало у нас такой взрыв смеха, что мы стали подумывать о том, на проснуться ли Юлькины родители. А Машка, главное визжит:
- Я не могу, я сейчас обоссусь!
- Не ты одна, - возмутилась Юлька, и мы заставляем себя успокоиться и вы-ходим на площадку второго этажа. Ой, господи! Во-первых, лестница напо-ловину закрыта люком, с которым начинает шебуршится Юлька, а во-вторых, спускаться с этой лестницы ещё тяжелее, чем подниматься, тем более в темноте! Наконец, Юлька открывает крышку и начинает спускаться. Ну лад-но, допустим Стулкиной хоть не в первый раз, а МЫ? Второй идёт Машка, я жду, пока она спустится на три ступеньки, а потом выключаю свет и… тут я вспоминаю нашу истерику, и начинаю хихикать. Какого черта мне так повез-ло с воображением? Я почему-то представила, как мы сейчас навернёмся с этой лестницы и как Винни-Пух с Кроликом и Пятачком свалимся в одну большую кучу малу! Бычкова шипит:
- Заткнись! – а самой тоже смешно.
Я сажусь на пол и спускаю вниз ноги. Потом поворачиваюсь, извините, за-дом и начинаю нащупывать узкие ступеньки. Как только я спустилась на две ступеньки, чуть не наступив на Машкину голову, она слышит храп и хватает меня за ногу. И так это было неожиданно – холодные руки на моей лодыжке в темноте, что я вскрикиваю, а Машка прыскает от смеха. «Тихо»,- шипит. Так мы и спускаемся. Спустились. И сталкиваемся с Юлькой – и снова начи-наем смеяться, поэтому поворачиваемся к двери в сени. Она закрыта. Юлька, как заправский взломщик пыжится её открыть, наконец, дверь поддаётся, и мы выскакиваем в предбанник. И Юлька хитренько так говорит:
- Вы думаете это самое сложное? Теперь попробуйте найти свои ботинки!
Вот чёрт! Юлька-то свои аккуратно поставила, а мы с Бычкой шмякнули их в общую кучу и рады стараться. И не забудьте – ни хрена же ж не видно!
Мы ковыряемся в горе обуви, как две Золушки примеряя то одни то другие ботинки, я, наконец, нашла свои, но одела на разные ноги. У Машки один кроссовок из рук выскочил, и она опять его ищет. С горем пополам обулись. Теперь ещё хуже – надо открыть входную дверь, а у неё уж-ж-жасно тугая щеколда. Машка наклоняется и аккуратненько так начинает этот злополуч-ный шпингалет вытягивать. А Юлька шепчет:
- Блин, стоим, как три вора, которые в квартиру влезли, а вылезти не могут.
- Ага, - пыхтит Машута, - Сейчас встанет твоя мама и вынесет нас вместе с дверью!
Мы с Юлькой прыскаем, и Машка тут же начинает давиться смехом и даже хрюкать, потому что эта поганая задвижка не открывается, и я зажимаю ей рот ладонью. А через секунду чувствую, как она практически надувается, и снимаю ладонь.
- Ты, что, с ума сошла – зажала мне нос и рот, я чем, по-твоему, дышать должна, шоколадным глазиком?
- Не будешь ржать!
Тут дверь поддается, но она ужасно скрипит, поэтому мы открываем её очень резко и прыгаем сразу на дорожку. Мы с Машкой сразу начинаем хохо-тать, как безумные, а Юлька замечает:
- Вы, между прочим, стоите под окном спальни бабушки и дедушки!
И главное, меланхолично так замечает, как будто только нам от этого может влететь. Мы пыжимся сдержать в себе смех те две минуты, пока бежим к туалету. Юлька запрыгивает в дачное удобство, но потом высовывается и го-ворит:
- Посветите мне зажигалкой, я не вижу ни хрена!
Я протягиваю руку с огоньком, а Машка смеется:
- Туалетную бумагу не подожги!
- Плевать на бумагу, главное, мимо не сесть, - бурчит Юлька, а мы с Машкой как партизаны садимся за парником, и после минутного удобрения влажной почвы жидкостями физиологического происхождения курим. И смеемся. Писаем кипятком, я бы сказала, при воспоминаниях о том, как мы спуска-лись по лестнице. И вдруг у меня мелькает мысль, которая одновременно и смешна и ужасна:
- Слушайте, а нам ещё назад идти!
Мы на секунду замолкаем, и тут же снова нас охватывает безудержный смех, потому что опять представляется эта ужасная скрипучая отвесная лестница и угрожающий храп Юлькиных родителей, которые вместе составляют пре-красную гармоничную симфонию ночных звуков.
Мы тихонько проходим по дорожке под окнами и начинаем открывать дверь. А надо ещё сказать, что ступеньки на Юлькиной даче у крыльца такие, знаете ли, из серии «сделай сам»… Причём сделай из подручных материалов как то: разнокалиберные бревна, фанера, обрубки досок и так далее, а посему крыльцо это представляет собой весьма шаткую и валкую конструкцию, на которую надо знать как наступить, иначе навернёшься сам вместе с досками, брёвнами, которые тебя же сверху и накроют. И вот, значит, Стулова стоит и балансирует на этом крыльце как канатоходец, и ещё держит дверь, а по-скольку это крыльцо под ней шатается, она дергает дверь в разные стороны, и раздаётся такой скрип пополам с нашим сдавленным смехом, что остаётся только удивляться, почему до сих пор не проснулись Юлькины родители. Я захожу последняя, и какая-то фанерка вылетает из под моей ноги, и я начи-наю падать. Но тут Машка хватает меня за штаны и тянет вверх. Зато теперь я наверняка знаю, что чувствовали люди, которых сажали на кол. Я начинаю вопить:
- Отпусти мои штаны! Ты мне сейчас дополнительный разрез на пятой точке сделаешь!
Всё, отпустила. Правда, только потому, что я её впихнула в дом и запрыгну-ла сама. Закрывать щеколду было ещё сложнее, чем открывать, потому что она закрывается очень легко и очень быстро, а главное – с ужасным грохо-том, поэтому Машка (ну, опыт-то у неё уже есть) с ювелирной точностью и черепашьей медлительностью её закрывает. Ботинки ставим аккуратно, на случай повторного спуска, и подходим к лестнице. Юлька собирается лезть последней, поскольку ей надо ещё закрыть дверь и, может быть, прикрыть нас, если кто-нибудь проснётся. Первой лезет Машка, ей уже невмоготу – она вся трясётся от смеха, я второй, потому что залезть куда-нибудь мне значи-тельно легче. Вдруг, внизу кто-то захрапел (всхрапнул, я бы сказала), и сту-пенька тут же в унисон начинает визгливо скрипеть. И Машка снова – хвать меня за штаны и тянет. У меня аж искры из глаз посыпались, я, главное, не могу ведь в темноте сразу определить, куда наступать, а подняться тоже не могу, потому что на следующей ступеньке стоит Быча. Ну, я и извиваюсь, как угорь, а она вцепилась в мои штаны, как будто хочет стащить через голо-ву, а сзади напирает Юлька и требует, что бы мы ползли дальше. Машка бук-вально на четвереньках ползет наверх, я наверх, она включает свет – ВСЁ пришли. Жуть какая-то, маразм. Заходит Юлька и втаскивает глиняный кув-шин с яблочным компотом – прихватила внизу. Мы разоблачаемся, Юлька и я достаём книжки, а Машка бьётся в корчах от смеха, причём смеется громко, от души. Она катается на кровати так, будто лежит на кактусах, а встать не может. Юлька голосом психотерапевта пытается её успокоить, но Машка впадает в самую настоящую истерику – мы такого не видели ни разу в жизни, и не слышали. Она уже даже плачет, потом успокаивается и снова прыскает, закрываясь одеялом. Стулова кричит: «Прекрати сморкаться в постельное белье, нам под ним спать!», но куда там! И главное всё так слышно! Тогда Машка при каждом приступе начинает прятаться под подушку, но теперь уже нам смешно – лежит подушка на кровати и подпрыгивает, издавая при этом абсолютно непотребные звуки. Юлька валится как полено на Машку, и тоже истерично дёргается. Представляете картину: глубокая ночь, дачный посё-лок, весь дом СПИТ, а на втором этаже две здоровые дылды лежат на крова-ти и оглушительно ржут, не задумываясь о честно спящих гражданах. Это не-возможно. И не надо думать, что мне всё равно. Может, я ещё сижу, но при взрывах хохота падаю как кегля, и сама корчусь, как будто собралась рожать двадцать метров колючей проволоки. Потом успокаивается Юлька, она бе-рёт книжку по маркетингу и говорит:
- Надо вообще подумать о работе – и сразу успокоишься.
И при этих словах мы с Машкой заходимся в дружном гоготе, потому что когда я последний раз ей на работу звонила, у них в деканате с ума сходил попугайчик и орал «Кеша, хороший мальчик! Аллё! Аллё!». Ладно, я, но Машка – она уже вся фиолетовая и всё никак не может остановиться. Я, по-кряхтывая, сползаю со своей лежанки, беру графин и говорю:
- Машенька, солнышко, попей водички! Попей, попей, легче станет.
На что Юлька замечает:
- Так только буйных душевнобольных уговаривают.
- А вы – то кто? Самые настоящие психи. Блин, вон уже светает, полночи в туалет бегали!
Машка опять валится в приступе смеха, и я рявкаю:
- Встань! Пей быстро! Сколько можно ржать. Сейчас все внизу проснутся и спустят нас отсюда кубарем с лестницы!
Она встаёт, начинает пить, выливая на себя. А вы тоже попробуйте пить, ко-гда вас хохот душит – и не такой фонтан будет!
Я боюсь думать, сколько было времени, когда мы все угомонились. Легли – Юлька с Машкой, я напротив. Погасили свет. Раздаются смешки. Слышу го-лос Стуловой:
- Бычкова, дай поспать, а? Ну, всё харош! Спать! Всем спать!
Машка:
- Все в сад!
Дружно смеёмся. А после этого, все мгновенно отключаемся от этого мира и отдыхаем от трудов праведных.
Я просыпаюсь первой. Когда я знаю, что нам предстоят ВЕЛИКИЕ ПРИКЛЮ-ЧЕНИЯ, я всегда встаю рано. Правда, тут есть ещё одна весьма прозаическая причина: Юлька с Машкой храпят, как полк гусар, не спавший неделю. Ну, я, конечно, не отрицаю, что я – ангел в белом, но я себя ночью не слышу, гово-рят, правда, что я очень тяжело дышу. Ага, после такой беготни в кромешной тьме ничего удивительного. Смотрю на часы - да уж рано, первый час! Смот-рю, Юлька продирает глаза, она явно не знает, что я проснулась, и начинает совершать руками всякие хаотические движения в воздухе.
- Юль, ты чего? Играешь в «море волнуется раз»?
Она скашивает глаза в мою сторону, перегибается через Машку, которая спит с открытым ртом, и сонно произносит:
- А…..
Мол, ты ещё тут….
- С добрым утром!
Машка потягивается, открывает один глаз, мычит, зевает, и задаёт её люби-мый утренний вопрос:
- Сколько времени?
- Первый час.
Юлька при этих словах вскакивает, как ужаленная:
- Блин, мы не успеем сходить на пикник, сегодня ещё домой ехать!
При этих словах вскакивает Машка:
- Ты хочешь сказать, что обратно мы поедем также?
- Да нет, поедем с родителями, но на пикник сходить надо!
Ну, если скажет Родина надо, «ДА!» ответит наша бригада. Встаём, одеваем-ся, выходим на улицу. Застреваем на лестнице, вспоминаем вчерашние пу-тешествия, смеёмся. Навстречу нам летит Алёнка, и мы сразу же у неё спра-шиваем:
- Алён, ты ничего ночью не слышала?
-Нет, - она так недоуменно смотрит на нас, что мы ей безоговорочно верим. Она продолжает – Мне вообще пришлось спать на террасе, мама так на кро-вати разлеглась, не подойдешь. Надо было с вами оставаться.
Машка похлопывает её по плечу:
- Алёнкин, ты бы с нами вообще не уснула.
И мы пересказываем ей наши ночные вылазки. Так смеются люди, когда им рассказывают про компанию психов, вырвавшихся на волю. Потом, отды-шавшись, она говорит:
- Папа с мамой ужё уехали, а папа вообще встал в 4 утра – ездил на рыбал-ку.
Мы как-то облегчённо вздохнули, потому что неизвестно ещё, чего это Юль-кин папа встал в такую рань, и чего ему не спалось.
Предисловие, зачин, вступительная песня, экспозиция, теорема (хотя за ней и не последует никакого доказательства), просто НАЧАЛО.
"Друг – это тот, кто в любое время дня и ночи имеет на тебя право»
Я сижу одна дома, в четырёх стенах, и, как паук, собираю в единый клубок все воспоминания, мысли, полустертые ощущения и эмоции о самом, на-верное, приятном явлении (если это можно так назвать) в моей жизни – о моих друзьях. Иногда мне кажется, что слово «друзья» недостаточно емко для определения нашей системы, состоящей из четырех элементов. Это большой замкнутый круг, мир, целая эпоха, которая живет по собственным законам в индивидуальном времени, несогласованном с представлениями реальности. Мы никогда не говорили друг другу, что мы братья и сестры те-перь, где-то подсознательно это знает каждый и в то же время осознает, что эти слова также не слишком глубоки и полны для нашего глубокого смысла. Наша компания представляется мне Землей и Антеем, неразрывной сово-купностью – мы черпаем друг у друга жизненные силы, мы учимся друг у друга, познаем себя и окружающую реальность. Я уже начинала писать об этом как-то раз на даче, но все эти записи так и лежат во влажных комнатах второго этажа и, вероятно, останутся там навсегда. Не раз было сказано, что если описывать нашу жизнь, то получится роман почище Джойсовского «Улисса». Я и правда до сих пор не знаю, что нужно описывать, а что оста-вить для бесконечного перемалывания в памяти – наша жизнь слишком ве-лика и многоцветна, чтобы можно было вписать её в одну палитру. Мы че-тыре стороны света, четыре времени года, и иногда сожалеем, что по знакам зодиака не можем претендовать ещё и на космические стихии. Мы столько переделываем под себя, вмещаем астрономическое число образов, что нель-зя уже отделить «мушкетеров от бригады». Мы концентрированная кладезь актерских талантов, меняющих своё амплуа с бешеной скоростью. Такая ма-ленькая труппа, дающая концерты сама для себя – и лишь изредка для слу-чайных зрителей. Где мы ни были, в какой бы компании не оказывались – мы со всеми и отдельно. Этого никто не замечает, это видим только мы – для нас уже давно так установлено, безоговорочный вариант. Нам бывает все равно, где находиться в свободное время – мы редко ищем экзотические ва-рианты проведения досуга, но мы никогда не скучаем. Иногда только кажет-ся, что невозможно просто сидеть в окружении лестниц, лифта и дверей подъезда, и мы начинаем раздумывать – куда бы пойти, но у нас не слишком большой выбор – у нас есть два кафе и улицы района, где нам знакома каж-дая трещинка. Сейчас сезон дождей, и мы не выходим даже на лавочку поиг-рать в карты. Карточные игры – довольно частое в нашем кругу явление. Ни одна из партий не похожа на другую, мы играем двое на двое, у нас свои системы переговорочных знаков, мы часто в шутку огрызаемся друг на друга за неудачно сорванный ход, материмся, объедаемся, обпиваемся, буйно ра-дуемся при победе – будто выиграли миллион долларов. Все наши якобы серьёзные действия вызывают у нас неудержимые приступы смеха. В других компаниях наши шутки «без улыбок на лице» получили порочную репута-цию самых ярких приколов. Это всего лишь обычный стиль нашего сущест-вования. Помню один раз мы играли в карты под дождём, сидя на лавочке во дворах, и накрывались самодельными газетными шапочками – и до слёз смеялись, представляя лица тех, кто живёт в доме напротив и каждый день лицезреет нашу разношёрстную компанию. В другой раз мы купили пакет арахиса на триста грамм и в течение трёх часов не могли его съесть. Со сто-роны мы похожи на компанию алкоголиков с той разницей, что мы вместо водки пьём воду, соки – и лишь изредка пиво. Это только дань лету. Про-шлой зимой мы установили себе субботу, как день, когда надо собраться, ку-пить острых корейских салатов, чипсов, шесть бутылок Efes Pilsner и с на-слаждение потягивать всё это за красиво накрытым столом, обсуждая про-шедшую неделю. Потом, правда, наши сборища участились, и все начинало напоминать внезапный налет мамайского войска. Удивительная компания психов. Если мы куда-то едем – за город, просто отдохнуть в центре, за по-дарками, за кем-нибудь на работы, покупать вещи – все идёт не так как у нормальных людей, что дает ещё один повод для дальнейшего обсуждения. Проехать на электричке нужную станцию и уехать дальше километров на пятьдесят, закупиться продуктами до такой степени, что невозможно даже унести их с рынка и грузить в машину как мебель, выносить из квартиры му-сор – по семнадцать тюков сразу, чтобы не бегать второй раз – всё это нор-мально, но об этом другой раз. Никогда не делается это всё специально, как полагают те, кому всё это рассказывается – просто так происходит само со-бой. Просто такая наша жизнь.
Это всего лишь философия, всё остальное не будет настолько долгим и нудным, это будет самое полное собрание наших воспоминаний, самых яр-ких и незабываемых приключений. Это наша неповторимая история.
Талдомские выходные.
По-хорошему, конечно, писать надо было, соблюдая хоть какую-то хроно-логию. Все остальные, с позволения сказать, произведения тоже, конечно, не образец и эталон цельности, но там я хотя бы как-то но следую законам вре-мени. Но, во-первых, когда мы обсуждаем наши похождения вместе, мы это делаем спонтанно, а во-вторых, идея вообще написать о нас возникла у меня именно после этих выходных, и все к тому же очень просили меня поскорее запечатлеть эти события на бумаге. Так и вышло.
Я даже приведу точную дату, э-э-э, по-моему, ну…., а ну да 7 и 8 июня. Мы – это в данном случае Юлька, Машка и я собрались на свежий воздух, на при-роду, за впечатлениями, наконец, просто отдохнуть от земных забот – коро-че, решили ехать к Юльке на дачу. Мне ужасно стыдно, но я не могу до сих пор точно сказать, где же сие место расположено – а всё из-за невероятных перипетий, связанных с дорогой и нашей глупостью и невнимательностью. Вообще-то, если мне не изменяет память, мы могли бы доехать и с Юльки-ными родителями на машине, но у меня с утра был экзамен по старославян-скому, и нам была предоставлена свобода самостоятельного передвижения. Юлька заранее предупредила нас, чтобы мы не брали много вещей, что вполне было разумным – мы ведь ехали меньше чем на два дня. Только мы не учли одного – люди-то ведь все разные, я – минималистка, а Масянька – гипермаксималистка. Так и получилось, что я взяла один пакет с пижамой, спортивными штанами, сменой белья и соответственно продуктами – как обычно, быстрорастворимые концерагены макаронной промышленности, пе-ченьки, и прочую шушеру – для электрички и так – посидеть. Зато Машута собралась, вероятно, ехать от Савёловского вокзала аж на Северный полюс, поскольку предстала перед нами с огромной спортивной сумкой, в которую можно без особых усилий спрятать меня и Стулову. Сумка была набита сви-терами, штанами, носками, косметикой (ну это, правда, было у всех нас – там, лосьоны, кремы) и впридачу ещё, почему-то, курица сырая (или лапки), спагетти, сыр и другой провиант. Ну, понятное дело – Машка учится в инсти-туте Туризма и Гостеприимства – там, наверное, так учат. Вот я - филолог, вещей минимум, зато взяла лекции, книжку и ещё Юлька мне книжку подог-нала. А Юлька, кстати, поступила разумнее нас и практичнее – вещей не просто минимум, а необходимый минимум, телефон (на моём, как всегда, кончились деньги). Юлька приблизительно знала, во сколько уходит нужная нам электричка, она говорила также, что ехать где-то час двадцать, и мы должны были успеть до перерыва, чтобы потом ещё успеть хоть чуть-чуть прогуляться вечером. Ну-ну. Мы, конечно, опаздывали. Ну, началось всё с того, что Машка долго не могла успокоиться – всё вспоминала, чего она могла забыть, и в связи с этим раз двадцать возвращалась в квартиру - встре-чались-то мы как всегда у неё. Наконец, вышли. Знаете, что такое закон под-лости? Это когда ты опаздываешь и рискуешь ждать своей электрички битых часа два, и приехать на дачу в полночь, а редко ходящий автобус (сраный 72 номер) уходит прямо из-под носа!!!!!! Га-а-а!!! А они обычно ходят через 20 минут каждый. А теперь уже ровно через 40 минут мы должны сидеть в элек-тричке! Правда, есть ещё маршрутки, конечно… И тут Бычкова (ну как же без историй!) вспоминает, что заграбастала 2 комплекта ключей, и нечем будет открывать дверь, и все придётся ждать, когда же она вернётся из своего ма-ленького путешествия. Она бежит обратно. А подниматься на 8 этаж… Пеш-ком! Лифт не работает! Я поворачиваюсь к Юльке и говорю: «Как ты счита-ешь, Юльевгеньнна, МЫ СЕГОДНЯ КУДА-НИБУДЬ УЕДЕМ ИЛИ НЕТ?» А она так на меня посмотрела, будто я у неё спросила, когда мы будем хорошо жить и на нас сверху мешки денег будут падать, и с таким характерным сар-казмом отвечает: «Ну, это же Бычкова, Юль! Ты, что, надеялась, что мы прям вот так сразу и уедем?» Действительно, даже смешно, на моей памяти нико-гда такого не было – чтобы Мария вовремя собралась, мы бы не опаздывали и не бежали потом сломя голову. Буквально через каких-то пятнадцать ми-нут (у нас сложилось впечатление, что один комплект ключей весит тонну – такие, знаете ли, милые квартирные ключики длинной в метр) она выскаки-вает из подъезда, и кричит: «Я вспомнила, что я забыла!». А мы ей уже кри-чим: «Давай бегом!», потому что видим, как мимо нас уже почти проехал ав-тобус, а красный свет сейчас сменится зелёным, и как мы тогда поедем – не-известно. И мы бежим. Я думаю, мы мировые чемпионы по опозданиям и беготне за транспортом – только за вагонами в метро мы, кажется, ещё не бе-гали. Причём, я сейчас так смутно подозреваю, что народ, конечно, пялился на нашу гоп-компанию, несущуюся гигантскими скачками за автобусом, при-держивая свои пожитки и докуривая сигареты. Уф-ф-ф, сели. Юлька бросает взгляд на часы и замечает, что мы, как ни странно, ещё можем и успеть. Знаете, как в автобусе расположены сиденья – те, что у самого центра, два кресла воткнуты в невыразимо маленькое пространство. Когда мы вбегаем в автобус, они свободны, но туда уже намеревается сесть какая-то тётка с авоськой и квадратным задом. А нам, если честно, очень не хочется стоять после спринтерского начала да к тому же со своей ручной кладью. И Машка, как заправский метатель копья, диска и тому подобных орудий, ещё стоя на второй ступеньке забрасывает свою туристическую сумягу прямо на свобод-ные места перед этой самой тёткой, которая так некстати нацелилась на на-ши сиденья. Но… места только два, пол грязный, а у нас ещё и багаж… Ну, в общем представьте следующую картину: Машка у окна, я ближе к проходу, между нами зажата Юлька, которую, впрочем, не видно. Потому что на ней стоит Машкина сумка, Юлькина торба и мой пакет. Издали кажется, будто мы едем с сумками и ещё с чьими-то ногами. На самом деле, я думаю, что всем нам гораздо больше нравится вот так опаздывать, чем чинно вовремя выхо-дить из дома, когда мы куда-то собираемся вместе. Даже банальный, каза-лось бы, бег за автобусом вызывает у нас массу пересудов, шуток, и поэтому, сидя на отвоёванных местах, мы заливаемся смехом, передразнивая самих себя в очередной нелепой ситуации. Потом Юлька, заваленная вещами, на-чинает живописать нам красоты её дачи и всевозможные развлечения, кото-рые нам предстоит испробовать, испить, так сказать, для полноценного от-дыха. Наконец, Совок… Подхватываем свои кули, и снова бежим, практиче-ски, как кенгуру, к кассам… Я спрашиваю:
- Юль, а нам, собственно – то говоря, куда ехать-то?
И тут эта лягушка – путешественница выдаёт сакраментальную фразу:
- Да, если честно, без разницы. Но нам нужно в Мельдино, а там нас папа мой встретит на машине. Вот, смотрите, электричка в 13:55.
Здесь, читатель, обрати внимание на эту фразу, ЗАПОМНИ её как Отче наш.
- Юль, сейчас 13:52, здесь очередь, и я больше бегать не хочу! – орёт Машка, а мадам Стулова продолжает:
- А вообще, зачем? Сейчас спросим у кассира.
Дурацкая у нас ещё привычка, как в совковые времена: сначала встать в оче-редь, а потом поинтересоваться, за чем стоим. Причём мы стоим сразу в не-сколько очередей. Машка вспоминает, что студентам положены скидки, мы начинаем судорожно искать студенческие… Первой к окошку подхожу я, ос-тальные «Турысты» подтягиваются, и Юлька спрашивает:
- Есть билеты до Мельдино?
- Нет, электричка только что ушла.
- А как тогда нам доехать до Мельдино? Есть ли варианты?
- Да, возьмите билеты до Савёлово.
Всё. Билеты взяли. У нас есть ещё минут двадцать, и мы вываливаемся на улицу, покупаем сигареты, а потом устраиваемся у лестницы покурить. Ку-рим празднично так, считаем голубей на карнизах здания вокзала – мы уже отключились от Москвы – мы уже там, в электричке, уже в предвкушении от-дыха, новых приключений. Приключений! И вот, наконец, идём на перрон, подходит электричка, народу – тьма. Даём установку на СРОЧНОЕ ПОГРУ-ЖЕНИЕ. Впрыгиваем в вагон, распределяемся на ближайшей скамейке, и конвейером закидываем сумки наверх. Угнездились, достаём книжки, пече-нья – всё, мы готовы, мы ждём, везите нас, товарищ машинист к чертовой ма-тери из этого города.
Наши электрички – это своего рода передвижной магазин на диване. Ни в ко-ем случае нельзя надеяться на то, что сможешь в тишине под мерный стук колёс и литературно плывущие за окном берёзки почитать любимую книгу, углубиться в собственные мысли и чувства, переживания, помыслить о веч-ном, наконец, просто поспать. Какое-то время назад, может, я училась классе в 5, когда мы ещё ездили в Опалиху осенью, в турпоходы от школы, на пер-вые авиасалоны в Жуковском – когда очень давно поездка в электричке дос-тавляла мне эстетическое и моральное удовольствие: приятно было смот-реть в окно на золотую мокрую осень или на солнечный пыльный, увядаю-щий август и представлять, что едешь в какое-нибудь путешествие, как ка-кой-нибудь русский писатель, и прощаешься с родными краями – и самые банальные подчас пейзажи становятся шедеврами визуального восприятия. А теперь от электрички я получаю только головную боль и обширные знания в области продаваемых сегодня товаров первой необходимости. Всегда, когда мимо тебя проходит бесконечная череда коробейников, мне приходит на ум «Вий» Гоголя, где со вкусом, до мельчайших деталей выписан базар, где пахнет свежей сдобой, пряностями, лучком и морозом, где зычно и певуче кричат торговцы, зазывая к своим прилавочкам юных семинаристов. И ещё вспоминается фраза, неясно кем оброненная и где мною подобранная: «Пах-лава медовая!», произносимая с неповторимым кавказским акцентом. Велико искусство продавцов в разноску, офень, я не знаю, каким нужно быть челове-ком, чтобы уметь вот так запросто впаривать, казалось бы, ненужный товар, всякие безделушки – от сухариков до пластыря и грабель с садовыми вёд-рами пассажирам. Мы сами решили ничего не покупать – мы набрали с со-бой достаточно сухого пайка, чтобы проехать полтора часа без особых хло-пот, но продержались только до третьей станции. Внезапно на нас накатил острый приступ полакомиться сухими солёными кальмарами и сухариками с зеленью, взяли ещё 2 бутылки воды (вдруг не хватит) – и, главное, никаких угрызений совести – гулять так гулять.
Подъехали к Вербилкам. Машка подняла голову от кроссворда:
-Чего у нас там? Вербилки?
- Ага. – откликается Юлька – Название такое – прямо засвербило как-то.
- А у моей бабушки, между прочим, дача в Вербилках была, - продолжает Машка. Народу на Вербилках вышло много. Двери закрываются, и мы снова утыкаемся в книги. Так и ехали. Хотя, не всё так было безоблачно. Ехали там какие-то ребята – ну, такие, не обезображенные интеллектом. Из-за них мы гораздо реже выходили в тамбур на перекур. Потом одному стало плохо, и он бил стёкла в дверях электрички. И что? Все сидели молчали? НЕТ! Под-нялись два мужика, вмазали им – подробностей не знаю, было только слыш-но что там происходит. А когда они вернулись, ссадив хулиганов на станции, Машка наклонилась к нам и прошептала:
- Вот, тот в белой рубашке с загорелыми руками – СУПЕР!
И мы втроем, как ослики в одной упряжке замотали головами в знак согла-сия. А я ещё подумала тогда, что ЭТОТ не такой уж красивый и молодой, но факт его мужественного и благородного поступка заставил нас восхищённо вздохнуть.
Едем дальше. «Следующая станция – Талдом» - вещает голос динамика. А между тем Юлька позвонила уже папе и сказала ему, чтобы он нас встречал через 10 минут, а нам сообщила, что наша остановка называется «Мельдино» и нам выходить приблизительно через две после Талдома. Подъезжаем. Машка спрашивает у Юльки:
- Интересно, а Талдом – это город, или…
Стулова, не отрываясь от книги, голосом, какой бывает при сильном насмор-ке, бубнит:
- Посёлок городского типа.
Мы едем дальше. Охватывает небольшое беспокойство, потому что едем мы уже почти два часа, а Мельдино всё нет как нет. Вагон совсем опустел, по-следние виденные нами живые люди, кроме нас – контролёры. Внезапно Юлька подхватывается, вскакивает и кричит:
- Нам выходить! Платформа справа!
Всё. Поезд останавливается в каком-то лесу, платформа слева… Ощущения? Прямо скажем, не лучшие. Не фонтан. А если совсем откровенно – легкая паника. Заходит какой-то парень, и Машка миленько так у него интересуется:
- Молодой человек, скажите, а когда будет Мельдино?
Знаете, как смотрят на сумасшедших или на кривляющихся обезьян? Нет? Вот мы тоже не знали, пока его лицо не увидели. На лице отразилась гамма непередаваемых пером ощущений, он подумал немного, я даже слышала скрип его мозгов (только не потому, что он туп как пробка, просто не знал, наверное, как ему помягче нам ответить), а потом сказал, не глядя в нашу сторону:
- А Мельдино не будет, следующая - конечная Савёлово.
Вот так. Мы садимся на пустые скамейки, и нас разбирает смех.
- Девчонки, я чего-то не пойму, как мы проехали – бормочет Юлька.
- Платформа справа!!!! Ой, не могу!!!! – заливаемся мы. Чего уж казалось бы смешного – заехали к черту на куличики, а смешно.
Когда мы вышли в Савёлово, нам, правда, стало не до смеха. Тому было три причины. Во-первых, в радиусе полкилометра не было видно ни одной кас-сы, ни даже будки, где можно было обнаружить хотя бы одного работника наших славных железных дорог. Во-вторых, там, где мы вышли, куда-то в бесконечность туманную уходили рельсы, и белела маленькая табличка «Дорога на Углич». Зашибись. Приехали. Хотя, если сравнивать с положе-нием Робинзона Крузо, то мы имели существенный перевес. И, в-третьих, нам просто очень, ну очень хотелось в туалет.
В таких случаях, лучше идти туда, куда идёт большинство. Мы прошли всю платформу, спустились вниз, и перед нами выросла самая настоящая избуш-ка, в которой намечались две женские фигуры в характерной синей форме. Мы бросились к ним, и они довольно ясно объяснили нам, что Мельдино мы, конечно, проехали, и нам нужно садиться на ту же электричку и спро-сить у кого-нибудь, как нам лучше быть.
- А когда отходит электричка? – напоследок поинтересовалась Машка и очень правильно сделала, потому что одна из девушек поднесла к глазам часы и так меланхолично произнесла:
- Через 5 минут!
Прекрасно. Замечательно. Офигительно. Звездец. Между прочим, до плат-формы идти минут десять, а хочется писать, и ещё эти дурацкие сумки. Знаете, что было дальше? Люди в Савёлово надолго запомнят компанию психов, бегущих по платформе с воплями и диким матом, размахивая ги-гантскими сумками к одиноко стоящей электричке, как будто сейчас они съедят эти вагоны вместе с колёсами, трубами, машинистами и пассажира-ми. Мы вскочили в первый вагон, и в первые минут пять поняли, что бежали зря – электричка не собирается никуда уезжать прямо сейчас, срываясь с мес-та с астрономической скоростью. Там же сидели две женщины – контролёры, мы подошли к ним узнать, где ж находится столь чудный край, как Мельди-но.
- Простите, не подскажете ли вы, как нам добраться до Мельдино? – такой наивный был вопрос, но, наверное, очень трудный, потому что контролёры, как и тот парень, очень недоуменно друг на друга посмотрели.
-До Мельдино? Ой, девочки, вам же надо было в Вербилках выходить и там делать пересадку. Можете сейчас так поехать, но там электричка будет через час после нашей.
- Не, не пойдёт, - решила Юлька – Нас там уже папа должен был встретить минут этак 20 назад. А ещё как-нибудь можно?
Господи, наверное, только в русском языке есть пословица: «Пешком через Красную площадь». Русский человек может поехать как угодно и с какими угодно заворотами – только не самым коротким. Правильно, нормальные ге-рои всегда идут в обход.
- Ну, я даже не знаю, - протянула одна. Мы все молчали. Потом другая ска-зала:
- В принципе, вы можете доехать до Талдома, оттуда автобус ходит… До Дубны. А оттуда – тоже автобус до Мельдино. Только вот я не знаю, будут ли они ещё ходить.
Все ещё немного помолчали. Потом Юлька сказала название своей дачи, и спросила, можно ли как-нибудь от Мельдино ему доехать до Талдома, чтобы нас там встретить. Долго выясняли, на какой стороне канала находится наша дача, потом Юлька отзвонилась папе, выслушала его тираду по поводу от-сутствия у нас признаков ума, и сообщила, что мы едем в Талдом, где нас и надлежит встретить. Стало уже лучше, хотя по-прежнему дико хотелось в туалет. Машка заявила, что у неё с собой было бы достаточно вещей и про-дуктов, чтобы если что идти пешком или жить в Савёлово, пока нас тут не откопают. Я заметила:
- Ага, хорошая была бы компания – с кучей барахла, сухими макаронами и замороженной курицей. Как бы мы жили бы, интересно?
- Нормально! Зато у нас бы был экстремальный туризм! – это уже Юлька.
- Стулова, радость моя, с вами куда ни поедешь – даже просто в магазин спуститься – уже экстрим, ты вспомни!
Машка вдруг сунула нам под нос бумажку:
- Вот. Это для таких психов как вы! От этой схемы станций ни на шаг! По-нятно? С ума сойти, мы проехали лишних 20 километров.
- Бычкова! – (когда Юлька ей так кричит, у неё становится абсолютно непо-вторимая интонация, которая в своём роде уникальна – такая, знаете ли, смесь возмущения с детским удивлением и обидой, хотя это и не обида) – Не преувеличивай! Ну, подумаешь, прокатились немного, ну с кем не быва-ет…
- Ну, с нами-то всегда что-то бывает. У нас всё не как у людей!
- Правильно, - смеюсь я. – Это потому что мы нелюди!
И мы дружно хохочем над своей очередной незадачей.
Мы подъезжаем к Талдому, стоя в тамбуре, чтобы на этот раз не промахнуть-ся и выйти там, где надо. А я высматриваю в окно очень важную и нужную нам вещь, обозначённую буквами Эм и Жо. И вижу! И в груди моей так начи-нают беситься кровяные клетки, будто я пришла на экзамен к Коровину – младшему (а надо сказать я его уж-ж-жасно боюсь), а он подарил мне цветы, и поставил все экзамены по зарубежке автоматом до самого пятого курса. Когда мы, наконец, сошли на твёрдую землю – это было… Наверное, то же самое чувствовал Одиссей, когда после долгих мытарств сошел на берег родной Итаки. Мы даже ведь с ним схожи! Во-первых, он в свою одиссею попал тоже в силу своего неразумия и глупости, а во-вторых, он тоже не знал, как примут дома безголового скитальца – может, обрадуются, что во-обще доплыл, а может, выгонят за непосещаемость. Хотя, в отличие от этого известного путешественника мы не стояли в ступоре с открытыми ртами и глазами – мы совершали очередной марафонский забег к тому заветному месту, на котором как кремлёвские звёзды горели две буквы…
Мы остановились и встали, как три тополя на Плющихе, не дойдя до заве-дения буквально полтора метра. А как вы думаете? Если уже на улице в воз-духе царствует такой аромат, будто в этой каморке помочилось по меньшей мере пол-России, то заходить внутрь – как-то опасно для жизни. Юлька сразу заявила, что она ТУДА не войдёт. А мы с Машкой решили, что всё сделаем быстро, но выскочили почти сразу же – даже «быстро» в концентрации тако-го запаха подобно вечности. Теперь перед нами вопрос практически жизни и смерти: машины Юлькиного папы ещё нет, сколько ехать до её дачи - тоже неизвестно, а наши штаны буквально лопаются из-за до неприличия разбух-шего мочевого пузыря. Юлька упрямо гнёт своё – она ТУДА не войдёт, а мы с Машкой натягиваем куртки на нос, сгибаемся в три погибели и, как развед-чики, пробираемся в злачное, но долгожданное место. Вот, что такое россий-ские туалеты в глубинке, а?! Такая, знаете ли, маленькая клетушка, пол бе-тонный, деревянный помост, и в нём три дырки прорублены! Я взглянула на эти три отверстия, уходящие в никуда, и говорю:
- Маша, я туда не полезу, на этот деревянный пьедестал, я не хочу окончить свою жизнь, утонув в талдомских фикалиях!
А Машка, которая со спринтерской скоростью, как солдат во время воздуш-ной тревоги, стягивает штаны, орёт сквозь свитер:
- Блин, садись прямо на пол!
- Что, прямо на пол и садится? А если кто-нибудь войдёт?
Знаете, у неё глаза такие красные были, когда она на меня посмотрела.
- САДИСЬ, я сказала!!!! – кричит – А то я сейчас задохнусь! Сюда, кроме нас всё равно никто не войдёт. Других таких психов нет!
Вылетели мы оттуда пулей, у нас даже в горле запершило, когда мы глот-нули чистого воздуха. Ну, честное слово, как в газовой камере побывали. Ладно, главное, мы приехали, на душе (да и в теле тоже) легко и свободно, оглядываемся. Небольшая такая площадёнка, извечная пивная с зонтиками «Клинского», и отголосок цивилизации – «Евросеть». Да уж, мизансцена. И мы втроём, посередине площади. Прелесть!
Приближается машина, приглядываемся – УРА!!!! – за нами приехали. Выска-кивает Алёнка (Юлькина младшая сестра), несется к нам и кричит:
- Вот они! Сколько можно ехать! Юля, блин! – слова на ходу глотает, радует-ся, скачет, завивается вокруг нас – ребенок счастлив! И мы счастливы! Вот та-кое счастливое приключение.
Подходит Юлькин папа. Хмурится, но в шутку.
- Ну и куда вас занесло? Как вы в Талдом-то решили ехать?
Юлька начинает:
- Да мы вот билеты взяли…. Проехали… Пересадка…. Савёлово – короче, не буду пересказывать, читайте выше.
- Ну, Юль, - папа смеется – ты, что, на дачу ни разу не ездила? Ну, безголо-вые люди! Мать там с ума сходит! Ладно, садитесь.
И мы, наконец, загружаемся в машину, и едем. Звонок. Юлькин папа достаёт трубку:
- Да, Лен! (некоторое молчание) Да они в Савёлово упёрлись. Ну кто-кто? Всё скоро будем.
Вы думаете приключения кончились? Нет! И не мечтайте! Мы, например, не мечтали – мы даже не думали о них – мы тихо-спокойно ехали отдыхать. Переезжаем через пути.
- А вот и Мельдино! – говорит Юлька. – Вот здесь мы должны были выйти!
- Ага, если кто-то не забыл бы, где надо выходить. Вербилки-свербилки! Поселок городского типа! Бабушкина дача! Лично я (а это и правда я) нико-гда не забуду этот славный русский город.
Мы доехали до канала – надо переправиться на пароме на другую сторону. Ждём когда паром стукнется на другом берегу и пойдет обратно, но на нашу беду паромщица поднимает черный колпак, и как по команде поворачиваем головы направо – идут баржи, много, идут таким караванчиком.
- Ну вот, - горько замечает Юлькин папа, - теперь будем ждать час, пока они дойдут, пройдут.
Он отгоняет машину, хотя паром идёт обратно. Ну, мы и решили, что так на-до – сейчас дойдёт и встанет на нашей стороне. Но когда он дошёл, на него быстренько взгромоздились чьи-то Жигули и мотоцикл, и… ОН ПОЕХАЛ ОБРАТНО!!!! Это и называется «что такое не везёт и как с этим бороться». Всё. Паром ушёл, теперь он стоит на другой стороне, а баржи идут. Юлькин папа достает удочки и спускается к каналу: надо же хоть каким-то делом се-бя занять. А мы пока суд да дело фотографируемся, и начинаем планировать остаток выходных. Юлька предлагает вечером сходить прогуляться, огля-деть, так сказать, окрестности, ну выпить пивка, как полагается, а потом со-браться на чердаке, переодеться в пижамно-ночнорубашечные шмотки и по-играть в Джио-Джангу – это игрушка такая настольная. А Алёнка говорит, что нас ещё ждут шашлыки – и это здорово, потому что на одних печеньях дале-ко не уедешь, и есть хочется здорово. А Юлька уже и на завтра предлагает программу обширных действий – пойти на пикник на реку, нажарить там хлеба, сосисок и ещё чего-нибудь и вообще классно провести время. Прохо-дят баржи, и мы машем руками отдельно появляющимся лицам. Мы просто счастливы, и я чувствую, как нежная и мягкая ладонь сдавливает мне горло и щекочет, и я и мы все громко смеемся – отчасти от пережитых волнений, от-части от того, что мы все вместе и у нас впереди ещё море всего интересно-го и смешного.
Наконец, паром едет к нам, мы переезжаем на ту сторону и мчимся к долго-жданной даче. Нас встречает Юлькина мама, бабушка с дедушкой, они тоже все посмеиваются над нашей незадачливостью, и мы идём по дорожке к до-му, чуть виновато улыбаясь, словно просим прощения, хотя нас тоже душит смех, когда мы вспоминаем о произошедшем. Потом, как водится, мы, нако-нец, пристраиваем свою поклажу на втором этаже – в маленькой комнатке с двумя кроватями, и спускаемся вниз. Взрослые уже собираются на кухне, на-крывают на стол, а мы проходим мимо идеально ровных грядок, самодель-ной беседки, моем руки и идём на кухню, где тепло, дышит ровный желто-ватый свет, освещая уставленный всевозможными яствами стол, оставляя углы тёмными, и от этого таким уютом веет в маленькой кухне, что хочется стать кошкой и мурлыкать от блаженного счастья. А на столе! На столе гро-моздятся блюда с шашлыком и огромные миски с салатом, и огурчики соле-ные, хрустящие на зубах, и помидоры настоящей домашней засолки, и кар-тошечка с золотистой корочкой, и золотистая селедочка с луком, и грибы. А мы уже сели, и ждём, когда все угнездятся на своих местах, а Юлькина мама тем временем разливает вино, а бабушка достаёт домашнюю наливку, а мы всё сидим и роняем слюнки при виде всего этого царского великолепия. Наконец, все садятся, мы с Машкой отвечаем на сыплющиеся вопросы, сму-щённо улыбаясь, а нам накладывают в тарелки всего сразу и побольше, и все сидят и едят с аппетитом, с радостью, думая о том, как хорошо вот так соби-раться за большим столом на даче. Правда, нам очень хочется уже пойти на перекур, ведь нет ничего лучше, чем сигаретка после плотного обеда, но и отрываться от насиженных мест тоже совсем не хочется. А взрослые уже рассказывают нам разные истории из дачной жизни, и про Юлькино детство, как она купалась в канаве за забором. Канава, правда, знатная, у нас на даче такого размера была наша первая речка. И вода в канаве черная-черная, по-тому что, как объясняет Юлькина бабушка, речка, из которой эта вода течет, начало берет в торфяниках. Странно, спать нам совсем не хочется, хотя Юль-кин дедушка налил нам с Машкой по два стакана наливки, а мы только уго-ворили четверть каждого, как он нам долил снова.
Когда мы наелись по самые уши, конвейером идём мыть посуду – Юлька носит, я мою, Машка вытирает. Вода ледяная, но это как-то романтично, по-походному, я бы сказала. Помыть гору посуды – все равно что выкурить си-гаретку после обеда. На улице холодно и влажно, и вообще, если честно по-года не задалась, конечно, но нам-то что. Масяня выдаёт нам все по свитеру из своей замечательной сумищи, мы утепляемся, берём деньги, сигареты, Алёнку и выкатываемся на улицу. Плохо помню последовательность улиц – у Юльки в этом плане всё слишком запутанно, но мы просто идём себе и идём, а Юлька рассказывает о соседях, о своём детстве, о дачных достопри-мечательностях, пока мы не доходим до магазина. Купили по пиву, зачем-то ещё мороженое, и пошли на экскурсию к Чёрному Ручью. Чёрный Ручей – это такая дачная речка, та самая с чёрной водой, которая выглядела немножко зловеще и студёно. Берега рыжие, вода несётся быстро, крутит водовороты. Через всё это великолепие перекинуто два бревна, которые у берега с нашей стороны слегка погружены в воду. Юлька философски замечает: «Пройти, конечно, можно». Но сегодня мы не искушаем судьбу и возвращаемся назад, проходим ещё по какой то улице, пока не упираемся к калитке в лес. Захо-дим в лес, там ходим по опушке, любуемся на медвежьи трубки – главное оружие всех детей. Я вспоминаю, как в детстве, играя в войну с мальчишка-ми на даче, была самым метким стрелком. Эх, какое счастье было – набрать полный рот зелёной мелкой черноплодки и точными плевками оставлять на шеях, руках и лбах синяки! Темнеет. Мы потихоньку возвращаемся на дачу.
Лезем на второй этаж. Я не знаю, кто делал эту лестницу, но рассчитывал этот человек явно на альпинистические способности всех, кто будет по ней подниматься. Воцарение женской компании. Задернули шторы – чтобы не подсматривали, переодеваемся – я в любимую жёлтую пижаму с рисунком в виде кофейных чашек, Машка – в черные лосины и длинную майку с цветоч-ками, Юлька – помню плохо, вроде в свои любимые бирюзовые атласные штаны и серую кофту. Обмен сухими носками – ноги ужасно воняют, но мыть их на таком холоде – кощунственна сама мысль об этом. Потом мы выбрасываем на кровать все косметические принадлежности и приступаем к облагораживанию своих морд лица. Лосьон один на всех – Юлькин, причём, как только отвинчиваем крышку, начинает казаться, что открыли бутыль со спиртом.
- Стулова, дай печеньку – занюхнуть! – требует Машка.
- Терпи, классный лосьон – знаешь, как очищает!
- Юль, а ты пробовала от Синерджи?
- Да, кстати, неплохо. А, помнишь, Лукьянчик, какой Машка тебе на 8 марта подарила?
- Ага…. – у меня слезятся глаза. – Вдохнул и очистился. Вместе с кожей.
- А теперь крем. Лицо должно напитаться.
- У меня уже напиталось – ничего не чувствует. Дайте мне кто-нибудь ушечи-стилку!
- Чего?
- Блин, палочку ватную дайте. Лучше две!
- Ага. И восклицательный знак поставьте. Нет, три, три, три!!!! – это фраза из последнего звонка.
Обалденно.
Всё, мы рассаживаемся на кровати и достаём игру. Смысл её заключается в том, что ты – охотник, ты путешествуешь по экзотической местности, где те-бя подстерегают опасности. Первая часть пути – нужно первым дойти до тёх домов, где можно получить подарок к своему обмундированию. Существуют жёлтые, красные и зелёные клетки, в зависимости от цвета нужно тянуть кар-точку, где будет сообщаться, что вам делать. Правда, красные поля – это места, где можно встретить людоедов и иже с ними – здесь нужно сражаться. Каждому игроку выдаётся сначала определённая сумма, на которую нужно купить себе оружие, лошадь и так далее. Выбираем. В итоге, у каждого во лошади, по винтовке, по аптечке и пробковому шлему. Некоторые очень жадные – например Машка набрали себе ещё всяких фотокамер, чтобы потом фотографировать чудовищ – за это тоже дают деньги. Я выбрала ещё лодку, чтобы переправиться через реку, хотя это оказалось пустой тратой времени – мне не повезло, она дала течь – я попала на синюю точку, и у меня утонула лошадь. Впереди шли Машка с Алёнкой, мы с Юлькой плелись в хвосте, точнее я без лошади была последней. Потом я попала на жёлтый кружок и вытянула карточку, где было написано: «У вашего товарища сбежала ло-шадь…» И я отняла лошадь у Алёнки. Первой я дошла только к последней хижине, где получила револьвер, зато по пути посеяла аптечку и пробковый шлем. Юлька в десятый раз безуспешно выбросила кубик, пытаясь попасть на четвёрку – она стояла на красной отметине и только эта цифра давала ей право двинуться дальше. А мы с Машкой тем временем уже шли за зверями. Я довольно лихо прикончила гигантского крокодила и змею, заработав тем самым сто тысяч. Правда, это не так уж легко – нужно ведь попасть на крас-ный кружочек, и только тогда можно стрелять. А Юлька потеряла всё - оче-редная неудачная карточка, и решила возвращаться назад, тем самым облег-чив нам игру. Машка как заправский бизнесмен уже получила деньги за фот-ки и идет дальше, и тут у неё сбегает лошадь. А я лошадь нахожу – раз, и лошадь друга приходит ко мне – два. У Юльки лошадей нет, у Алёнки я уже забрала, и я забираю лошадь у Машки. Она орёт:
-Отдай мою лошадь, свинья! Зачем тебе третья лошадь?
- Ни фига! У тебя и так куча всего – шлемы, аптечки, подарки для туземцев, а меня только оружие.
И я на трёх лошадях….. А лошадь позволяет к числу шагов прибавлять шесть. А три лошади – ВОСЕМНАДЦАТЬ! А ещё можно выбирать на скольких лоша-дях ты едешь. Я представляю – я верхом на трёх лошадях. Нет, ну, конечно, я понимаю, что даже Дженифер Лопес далеко до моей попес, но три лошади – это чересчур. Если только они пони. А терять мне нечего – и еду за лаврами и монументом – то есть добывать монстра Джио-Джанги. За него дают 500 тысяч, но нужно точно выстрелить 5 раз. Ха, а что мне 5 раз, когда у меня винтовка и револьвер да ещё три лошади. Правда, если бы я не попала, меня бы даже три лошади не спасли. И я убиваю эту монстрилу!!!! Ура!!! А Машка тем временем подбирается ко второму птеродактилю. А я иду за обезьяной. А Юлька опять встала и бросает кубик. А Алёнку вообще съели людоеды – у неё не было ни подарков, ни оружия. Мы сражаемся с Машкой – мы убили всех монстров и теперь возвращаемся, я впереди на своих лошадях. Она продолжает требовать, чтобы я вернула лошадь, но тут ей подворачивается карточка, и она с рёвом торжественно оттяпывает у меня одно копытное средство передвижения. Я говорю:
- Ну и забирай, у меня ещё две остались!
- А я у тебя и вторую заберу!
- А у меня шкур больше!
- А у меня фотографии!
- А я монстра убила и вообще весь путь прошла только с одной винтовкой!
- А у тебя ни аптечки, ни шлема!
- Зато лошадей две штуки! Карточку тяни!
Машка тянет. «На вас напали туземцы и отобрали всё…..»
- Что? Нет!!! Отдайте хоть лошадь! И шкуры?
- Тебе же говорят всё! – хохочет Юлька. Они с Алёнкой уже давно киснут со смеху, слушая наши словесные битвы.
- Кстати шкуры возвращаются на место, можно животных ещё побить! - вы-давливает Юлька, корчась на подушке от смеха. И Машка разворачивается и решает всё добыть заново! А я по пути (не возвращаться же за обезьянами и птеродактилями) отстреливаю ещё пару змей, но тут Юлька доходит обрат-но, и игра заканчивается. Мы подсчитываем очки – я оказываюсь в выигры-ше, и мы как-то сыто отваливаемся на кровати – а ведь почти и вправду всё пережили. Машка замечает:
- Всё ты Лукьянова со своими тремя лошадьми!
- Смотреть надо за своими вещичками, Бычкова!
- Да, только на секунду отвернулась, а лучшая подруга – хвать! И увела ло-шадь. А, главное, так тихонько подобралась.
- Слушай, у Юльки её все равно не было, у Алёнки я уже забрала, тебе-то че-го. А вторую ты сама посеяла. И вообще я по принципу ПРИШЕЛ! УВИДЕЛ! ПОБЕДИЛ! живу!
Алёнка спускается вниз к родителям, она уже хочет спать. А мы убираем иг-ру, и тут Машка говорит:
- Я в туалет хочу.
Юлька: - Я тоже.
- Вообще-то у лестницы стоит ведро. Целое пустое ведро специально для нас! – замечаю я. – Правда, можно выйти и подышать.
- Чем, никотиновыми парами?
- Ну да, волшебными палочками. Одеваемся?
И мы одеваемся. Юлька тихонько открывает дверь, а я внезапно осознаю, как всё это смотрится: я в желтых с чашечками штанах, синей водолазке в об-лип поверх пижамной майки и спортивной куртке, и в красных в белую и зелёную полоску носках. Такой сверхсексуальный прикид. И меня начинает душить жуткий приступ смеха, я даже сажусь обратно на кровать – мне так смешно. И Юлька вдруг всхлипывает в ответ:
- Да тихо, блин, - а сама уже до слёз смеется, сползая по двери на пол. Я падаю на подушку, и мой взгляд утыкается в непонятное мне и науке живот-ное красного цвета, весьма, правда, похожего на поросёнка, но ОНО вызвало у нас такой взрыв смеха, что мы стали подумывать о том, на проснуться ли Юлькины родители. А Машка, главное визжит:
- Я не могу, я сейчас обоссусь!
- Не ты одна, - возмутилась Юлька, и мы заставляем себя успокоиться и вы-ходим на площадку второго этажа. Ой, господи! Во-первых, лестница напо-ловину закрыта люком, с которым начинает шебуршится Юлька, а во-вторых, спускаться с этой лестницы ещё тяжелее, чем подниматься, тем более в темноте! Наконец, Юлька открывает крышку и начинает спускаться. Ну лад-но, допустим Стулкиной хоть не в первый раз, а МЫ? Второй идёт Машка, я жду, пока она спустится на три ступеньки, а потом выключаю свет и… тут я вспоминаю нашу истерику, и начинаю хихикать. Какого черта мне так повез-ло с воображением? Я почему-то представила, как мы сейчас навернёмся с этой лестницы и как Винни-Пух с Кроликом и Пятачком свалимся в одну большую кучу малу! Бычкова шипит:
- Заткнись! – а самой тоже смешно.
Я сажусь на пол и спускаю вниз ноги. Потом поворачиваюсь, извините, за-дом и начинаю нащупывать узкие ступеньки. Как только я спустилась на две ступеньки, чуть не наступив на Машкину голову, она слышит храп и хватает меня за ногу. И так это было неожиданно – холодные руки на моей лодыжке в темноте, что я вскрикиваю, а Машка прыскает от смеха. «Тихо»,- шипит. Так мы и спускаемся. Спустились. И сталкиваемся с Юлькой – и снова начи-наем смеяться, поэтому поворачиваемся к двери в сени. Она закрыта. Юлька, как заправский взломщик пыжится её открыть, наконец, дверь поддаётся, и мы выскакиваем в предбанник. И Юлька хитренько так говорит:
- Вы думаете это самое сложное? Теперь попробуйте найти свои ботинки!
Вот чёрт! Юлька-то свои аккуратно поставила, а мы с Бычкой шмякнули их в общую кучу и рады стараться. И не забудьте – ни хрена же ж не видно!
Мы ковыряемся в горе обуви, как две Золушки примеряя то одни то другие ботинки, я, наконец, нашла свои, но одела на разные ноги. У Машки один кроссовок из рук выскочил, и она опять его ищет. С горем пополам обулись. Теперь ещё хуже – надо открыть входную дверь, а у неё уж-ж-жасно тугая щеколда. Машка наклоняется и аккуратненько так начинает этот злополуч-ный шпингалет вытягивать. А Юлька шепчет:
- Блин, стоим, как три вора, которые в квартиру влезли, а вылезти не могут.
- Ага, - пыхтит Машута, - Сейчас встанет твоя мама и вынесет нас вместе с дверью!
Мы с Юлькой прыскаем, и Машка тут же начинает давиться смехом и даже хрюкать, потому что эта поганая задвижка не открывается, и я зажимаю ей рот ладонью. А через секунду чувствую, как она практически надувается, и снимаю ладонь.
- Ты, что, с ума сошла – зажала мне нос и рот, я чем, по-твоему, дышать должна, шоколадным глазиком?
- Не будешь ржать!
Тут дверь поддается, но она ужасно скрипит, поэтому мы открываем её очень резко и прыгаем сразу на дорожку. Мы с Машкой сразу начинаем хохо-тать, как безумные, а Юлька замечает:
- Вы, между прочим, стоите под окном спальни бабушки и дедушки!
И главное, меланхолично так замечает, как будто только нам от этого может влететь. Мы пыжимся сдержать в себе смех те две минуты, пока бежим к туалету. Юлька запрыгивает в дачное удобство, но потом высовывается и го-ворит:
- Посветите мне зажигалкой, я не вижу ни хрена!
Я протягиваю руку с огоньком, а Машка смеется:
- Туалетную бумагу не подожги!
- Плевать на бумагу, главное, мимо не сесть, - бурчит Юлька, а мы с Машкой как партизаны садимся за парником, и после минутного удобрения влажной почвы жидкостями физиологического происхождения курим. И смеемся. Писаем кипятком, я бы сказала, при воспоминаниях о том, как мы спуска-лись по лестнице. И вдруг у меня мелькает мысль, которая одновременно и смешна и ужасна:
- Слушайте, а нам ещё назад идти!
Мы на секунду замолкаем, и тут же снова нас охватывает безудержный смех, потому что опять представляется эта ужасная скрипучая отвесная лестница и угрожающий храп Юлькиных родителей, которые вместе составляют пре-красную гармоничную симфонию ночных звуков.
Мы тихонько проходим по дорожке под окнами и начинаем открывать дверь. А надо ещё сказать, что ступеньки на Юлькиной даче у крыльца такие, знаете ли, из серии «сделай сам»… Причём сделай из подручных материалов как то: разнокалиберные бревна, фанера, обрубки досок и так далее, а посему крыльцо это представляет собой весьма шаткую и валкую конструкцию, на которую надо знать как наступить, иначе навернёшься сам вместе с досками, брёвнами, которые тебя же сверху и накроют. И вот, значит, Стулова стоит и балансирует на этом крыльце как канатоходец, и ещё держит дверь, а по-скольку это крыльцо под ней шатается, она дергает дверь в разные стороны, и раздаётся такой скрип пополам с нашим сдавленным смехом, что остаётся только удивляться, почему до сих пор не проснулись Юлькины родители. Я захожу последняя, и какая-то фанерка вылетает из под моей ноги, и я начи-наю падать. Но тут Машка хватает меня за штаны и тянет вверх. Зато теперь я наверняка знаю, что чувствовали люди, которых сажали на кол. Я начинаю вопить:
- Отпусти мои штаны! Ты мне сейчас дополнительный разрез на пятой точке сделаешь!
Всё, отпустила. Правда, только потому, что я её впихнула в дом и запрыгну-ла сама. Закрывать щеколду было ещё сложнее, чем открывать, потому что она закрывается очень легко и очень быстро, а главное – с ужасным грохо-том, поэтому Машка (ну, опыт-то у неё уже есть) с ювелирной точностью и черепашьей медлительностью её закрывает. Ботинки ставим аккуратно, на случай повторного спуска, и подходим к лестнице. Юлька собирается лезть последней, поскольку ей надо ещё закрыть дверь и, может быть, прикрыть нас, если кто-нибудь проснётся. Первой лезет Машка, ей уже невмоготу – она вся трясётся от смеха, я второй, потому что залезть куда-нибудь мне значи-тельно легче. Вдруг, внизу кто-то захрапел (всхрапнул, я бы сказала), и сту-пенька тут же в унисон начинает визгливо скрипеть. И Машка снова – хвать меня за штаны и тянет. У меня аж искры из глаз посыпались, я, главное, не могу ведь в темноте сразу определить, куда наступать, а подняться тоже не могу, потому что на следующей ступеньке стоит Быча. Ну, я и извиваюсь, как угорь, а она вцепилась в мои штаны, как будто хочет стащить через голо-ву, а сзади напирает Юлька и требует, что бы мы ползли дальше. Машка бук-вально на четвереньках ползет наверх, я наверх, она включает свет – ВСЁ пришли. Жуть какая-то, маразм. Заходит Юлька и втаскивает глиняный кув-шин с яблочным компотом – прихватила внизу. Мы разоблачаемся, Юлька и я достаём книжки, а Машка бьётся в корчах от смеха, причём смеется громко, от души. Она катается на кровати так, будто лежит на кактусах, а встать не может. Юлька голосом психотерапевта пытается её успокоить, но Машка впадает в самую настоящую истерику – мы такого не видели ни разу в жизни, и не слышали. Она уже даже плачет, потом успокаивается и снова прыскает, закрываясь одеялом. Стулова кричит: «Прекрати сморкаться в постельное белье, нам под ним спать!», но куда там! И главное всё так слышно! Тогда Машка при каждом приступе начинает прятаться под подушку, но теперь уже нам смешно – лежит подушка на кровати и подпрыгивает, издавая при этом абсолютно непотребные звуки. Юлька валится как полено на Машку, и тоже истерично дёргается. Представляете картину: глубокая ночь, дачный посё-лок, весь дом СПИТ, а на втором этаже две здоровые дылды лежат на крова-ти и оглушительно ржут, не задумываясь о честно спящих гражданах. Это не-возможно. И не надо думать, что мне всё равно. Может, я ещё сижу, но при взрывах хохота падаю как кегля, и сама корчусь, как будто собралась рожать двадцать метров колючей проволоки. Потом успокаивается Юлька, она бе-рёт книжку по маркетингу и говорит:
- Надо вообще подумать о работе – и сразу успокоишься.
И при этих словах мы с Машкой заходимся в дружном гоготе, потому что когда я последний раз ей на работу звонила, у них в деканате с ума сходил попугайчик и орал «Кеша, хороший мальчик! Аллё! Аллё!». Ладно, я, но Машка – она уже вся фиолетовая и всё никак не может остановиться. Я, по-кряхтывая, сползаю со своей лежанки, беру графин и говорю:
- Машенька, солнышко, попей водички! Попей, попей, легче станет.
На что Юлька замечает:
- Так только буйных душевнобольных уговаривают.
- А вы – то кто? Самые настоящие психи. Блин, вон уже светает, полночи в туалет бегали!
Машка опять валится в приступе смеха, и я рявкаю:
- Встань! Пей быстро! Сколько можно ржать. Сейчас все внизу проснутся и спустят нас отсюда кубарем с лестницы!
Она встаёт, начинает пить, выливая на себя. А вы тоже попробуйте пить, ко-гда вас хохот душит – и не такой фонтан будет!
Я боюсь думать, сколько было времени, когда мы все угомонились. Легли – Юлька с Машкой, я напротив. Погасили свет. Раздаются смешки. Слышу го-лос Стуловой:
- Бычкова, дай поспать, а? Ну, всё харош! Спать! Всем спать!
Машка:
- Все в сад!
Дружно смеёмся. А после этого, все мгновенно отключаемся от этого мира и отдыхаем от трудов праведных.
Я просыпаюсь первой. Когда я знаю, что нам предстоят ВЕЛИКИЕ ПРИКЛЮ-ЧЕНИЯ, я всегда встаю рано. Правда, тут есть ещё одна весьма прозаическая причина: Юлька с Машкой храпят, как полк гусар, не спавший неделю. Ну, я, конечно, не отрицаю, что я – ангел в белом, но я себя ночью не слышу, гово-рят, правда, что я очень тяжело дышу. Ага, после такой беготни в кромешной тьме ничего удивительного. Смотрю на часы - да уж рано, первый час! Смот-рю, Юлька продирает глаза, она явно не знает, что я проснулась, и начинает совершать руками всякие хаотические движения в воздухе.
- Юль, ты чего? Играешь в «море волнуется раз»?
Она скашивает глаза в мою сторону, перегибается через Машку, которая спит с открытым ртом, и сонно произносит:
- А…..
Мол, ты ещё тут….
- С добрым утром!
Машка потягивается, открывает один глаз, мычит, зевает, и задаёт её люби-мый утренний вопрос:
- Сколько времени?
- Первый час.
Юлька при этих словах вскакивает, как ужаленная:
- Блин, мы не успеем сходить на пикник, сегодня ещё домой ехать!
При этих словах вскакивает Машка:
- Ты хочешь сказать, что обратно мы поедем также?
- Да нет, поедем с родителями, но на пикник сходить надо!
Ну, если скажет Родина надо, «ДА!» ответит наша бригада. Встаём, одеваем-ся, выходим на улицу. Застреваем на лестнице, вспоминаем вчерашние пу-тешествия, смеёмся. Навстречу нам летит Алёнка, и мы сразу же у неё спра-шиваем:
- Алён, ты ничего ночью не слышала?
-Нет, - она так недоуменно смотрит на нас, что мы ей безоговорочно верим. Она продолжает – Мне вообще пришлось спать на террасе, мама так на кро-вати разлеглась, не подойдешь. Надо было с вами оставаться.
Машка похлопывает её по плечу:
- Алёнкин, ты бы с нами вообще не уснула.
И мы пересказываем ей наши ночные вылазки. Так смеются люди, когда им рассказывают про компанию психов, вырвавшихся на волю. Потом, отды-шавшись, она говорит:
- Папа с мамой ужё уехали, а папа вообще встал в 4 утра – ездил на рыбал-ку.
Мы как-то облегчённо вздохнули, потому что неизвестно ещё, чего это Юль-кин папа встал в такую рань, и чего ему не спалось.
-
-
21.07.2008 в 17:58Ну что ты, конечно, знаю))) А вообще, знаю я такие мега-приключенческие истории из серии "нарочно не придумаешь") Мы в Кунгурскую пещеру так же ездили)
Знаешь, начала читать, и ко мне пришли гости. Пока гости выходили на перекур, дочитывала. Нервничала: скоро идти гулять, блин, вдруг не успею откомментировать... И мысль была: позвонить тебе вечером, рассказать мнение. И здравое суждение, что живешь ты в другом городе, в глаза я тебя не видела и телефона твоего не знаю, вызывала только недоумение: как же так?
В общем, касательно паразидения... Все зависит от того, какую цель ты преследовала. Язык у тебя хороший (думаю, и без меня знаешь), хотя на предисловии, честно сказать, почти уснула. Может, причиной тому большой размер монитора и, соответственно, бисерный шрифт заметки, а может, мой убитый практикой мозг.
Сама по себе история читается резво, но несколько напряжно. Прочитав половину, я поняла, почему. Очень мало описаний. Не рассказывается, как выглядят главные герои (и не главные тоже), о том, как выглядят места, в которых оказываются персонажи, тоже говорится мало. Описаний не хватает. За счет этого получается, что это скорее не рассказ, а этакая история-стеб, которую один человек рассказал, а другой записал на диктофон, потом напечатал и отредактировал. Не хватает общей атмосферы.
Воть)
Надеюсь, не сильно закритиковала?
-
-
21.07.2008 в 18:01кстати, ты вторую часть-то дочитала?
-
-
22.07.2008 в 08:08