"Все надо делать с юмором!", сказал палач, нарезая голову дольками.
Не надо думать, что я и впрямь такая суровая русская женщина, что взяла и вытащила себя за косы из депрессии. Во-первых, надо мной трудилось огромное количество народа, кроме моих родителей и лучших друзей, это все вы, мои дорогие и хорошие, которые уже не первый год (а некоторые и первый) терпят мои закидоны и высеры в дневниках, причем мне кажется, что я вот реально женщина-Стрелец, сначала молчу молчу, а потом просто вкатываю огромный ментальный пендель в тихое пространство блога. И жарю, пока не зажарю. Я бы без Вас на рельсы не встала.
Ну и о плохом. У моего Германа никакой не абсцесс. Это самый страшный рак, который только можно умудриться подхватить - плоскоклеточный рак, который со временем (а времени у нас, судя по всему, немного), деформирует кости черепа, ткани будут изъязвлены и.т.д. Страшно. Сейчас у нас просто болячка вмсето абсцесса, и все равно небольшие струпья есть. Но он бодр, весел, ест с удовольствием, только все больше и больше тянется ко мне. И выхода у меня два - просто тупо ждать, когда болезнь не схватит его в совсем уж страшные тиски и он просто умрет. Или отпустить. Я знаю, что я отпущу, но кто бы знал, черт побери, как мне больно об этом думать. Думать о том, что вот он будет смотреть на меня и понимать. Как каждый вечер смотрит на меня и радуется, что я также беру его на руки, глажу, чешу за ушком, даю любимые дропсы. Будет смотреть и понимать. И какие на фиг переживания о личной жизни.
Ну и о плохом. У моего Германа никакой не абсцесс. Это самый страшный рак, который только можно умудриться подхватить - плоскоклеточный рак, который со временем (а времени у нас, судя по всему, немного), деформирует кости черепа, ткани будут изъязвлены и.т.д. Страшно. Сейчас у нас просто болячка вмсето абсцесса, и все равно небольшие струпья есть. Но он бодр, весел, ест с удовольствием, только все больше и больше тянется ко мне. И выхода у меня два - просто тупо ждать, когда болезнь не схватит его в совсем уж страшные тиски и он просто умрет. Или отпустить. Я знаю, что я отпущу, но кто бы знал, черт побери, как мне больно об этом думать. Думать о том, что вот он будет смотреть на меня и понимать. Как каждый вечер смотрит на меня и радуется, что я также беру его на руки, глажу, чешу за ушком, даю любимые дропсы. Будет смотреть и понимать. И какие на фиг переживания о личной жизни.