"На самом деле, - подумала я, делая глоток шампанского, стоя у окна, распахнувшего свои створки в жаркий пульсирующий мир - на самом деле мне все это нравится до фантастического, почти книжного, эпического счастья". Мои окна здесь, где теперь проживаю свой калейдоскоп дней, выходя на шумное шоссе, и моя ежедневная череда утр и вечеров наполнена шумом большого города. Огни, летящие до глубокой ночи по этому асфальтовому следу бесконечного пути, по капле наполняют меня фейерверком звуков мегаполиса, запахами "бензина и дорогих духов", скоростью наших шагов, нашей жизни, беспечным и хаотичным движением света, механизмов, наших уставших и бесконечно ищущих чего-то тел.
По другую сторону моего окна царит царство грез и наваждений. Каждое утро я просыпаюсь, и мой сонный сумрачный взгляд упирается в зеркало небосвода, то низко нависающего над подоконником, то высоко раскинувшим полы своего прозрачного голубого плаща. И откуда-то из-за горизонта, словно и неведомых далей моих воспоминаний и таящих снов доносятся мелодичное рокотанье чаек. Они кричат так, как кричали несколько лет назад в Геленджике, в городе, ставшем моей осязаемой, но все-таки мечтой, Фата Морганой: и я просыпаюсь, чувствуя себя призрачным фантомом, появляющимся поутру средь сонных и ленивых пляжных песков и утомленной гальки. Как наяву я слышу тонкий щекочущий аромат соли, полусгнивших водорослей, а потом и полный, насыщенный аромат моря приходит ко мне в блеклой, туманной пелене рассвета.
Разве могу я быть несчастлива здесь, в сонмище моих же сокровенных страстей и желаний, окруженная неясными, нежными очертаниями собственных мечтаний и отголосками памяти, которые так дороги, которые способны за один миг поднять на вершину безумного блаженства души и памяти?
"На самом деле, - думаю я, стоя каждое утро у окна, распахнувшего свои створки в отражение моих чувств, нашедших свой приют в нашем суетливом мире, - на самом деле мне все это нравится до фантастического, почти книжного, эпического счастья".