Сегодня последняя ночь, когда под нашими окнами игриво светит круглыми глазами наш черный Додж. Вообще я за свою жизнь много продала машин, я продавала даже машину погибшего брата, но почему-то сейчас я стыдливо выглядываю из-за занавески, лаская вглядом его черный лакированный бок. У меня в глазах стоят слезы, а в горле - ком. На душе тоскливо подвывают остатки совести от того, что уже завтра его нежный велюр сидений будет прогибаться под чужим телом. Чужие руки будут нежно обнимать его хищно кожаный руль, и чужие глаза будут уныло смотреть в зеркало, говоря "ну, потерпи, милый, сейчас кончится эта гнусная пробка, и мы с тобой поскачем по большой и открытой дороге". Черт его знает, может это и великий грех - так трепетно относиться к железной машине, полночи выгребать из него милую чепуху вроде старых газет, плюшевых висюлек, пылящихся в бардачке, закатившиеся под сиденья презервативы "запас солдатиков любви".... Ты прожил с нами всю нашу совместную жизнь, для меня ты даже живое иполное дополнение А., такой же экзотический и порывистый зверь. Ты впитал горечь наших ссор и опьяняющий аромат нашей любви. Ты слышал, как я плачу, как А. смеется, ты помнишь торопливые движения наших тел на ночном шоссе, тебе отдано столько времени, которое навсегда застывает сегодня в твоем антрацитовом панцире. Лети, наш стремительный механический конь, в новые, пока неведомые тебе дали, но вспоминай нас, когда твои шины коснутся наших с тобой маршрутов. А с нами ты останешься навсегда, у самого краешка сердца.
upd: 10"55 утра, суббота, 26 июля 2008 года. Сижу и плачу. Абсолютное сумасшествие, как оторвала от себя кусок.