История про нас. ПродолжениеПогода какая-то квёклая, тучи, но иногда выходит солнце, и это обнадёжи-вает. Вода в умывальнике свежезамороженная, нет не с коркой льда, конечно, но приближается к этому. Бежим завтракать. Юлькина бабушка напекла блин-чиков, наставила на стол остатки вчерашнего пиршества и много-много ва-ренья, и рядом с нами тут же оказываются Юлькины кошки – Кузя, Патька и рыжий Васька. Такое замечательное кошачье семейство, греются на окне и ждут своих порций. Мы налегаем на блины, щедро сдабривая их вареньем, сметаной, не заботясь о том, что нам ещё надо идти на пикник. Приходит Юлькина бабушка и начинает нам рассказывать, что творила наша Юлёнка в голоштанном детстве. Ну, друг от друга мы недалеко ушли, и мы все погру-жаемся в воспоминания о безоблачном детстве.
Потом мы моем посуду, и идём собираться. Берём два больших пакета. Гру-зим туда сухую бумагу для костра, шампуры, остатки шашлыка, Машкину ку-рицу, соль, наливаем себе в бутылку из-под кетчупа наливки, думаем. Машка заявляет:
- Надо взять все зонты!
- Зачем? – Юлька так удивилась – Возьмём дедушкин чёрный и твой, и хва-тит, дождя вроде не будет. Надо плёнку взять, постелем на землю.
Тут в наши сборы вклинивается бабушка и говорит, чтобы мы взяли дрова. Ну, дают – надо брать. Короче, мы бегаем по всему участку как курицы, хва-таясь, за разные непотребные вещи, как будто уходим на год, не меньше. Со-брались, оделись, вышли. Дошли до магазина, затарились там сардельками, сыром, хлебом. Мы с Машкой выкатываемся на улицу, прикуриваем сигаре-ты, и она вспоминает, что забыли взять нож! Ой, молодцы! Вручаем Алёнке точную инструкцию, где в Машкиной сумке лежит наш знаменитый резак…..с лезвием длиной в два сантиметра. Она убегает, мы стоим, и тут начинает на-крапывать дождь. А зонт мы вообще в итоге взяли один. Выходит Юлька, и мы жмёмся под одним зонтом – хорошо ещё, что дождь не сильный – так, моросит. Но мы всё равно лихорадочно соображаем, что делать дальше - ид-ти обратно? Играть в Джио-Джангу? Всё равно, как вчера не выйдет. И потом, мы приехали отдохнуть на свежем воздухе, а не в доме сидеть. Поэтому мы всё-таки решаем идти, и Юлька говорит, что быстрее будет, если мы пойдём через Чёрный Ручей. Из-за поворота выбегает Алёнка под чёрным зонтом и с двумя ножами в руке. Мы сообщаем ей наши планы, и дружной четвёркой ползём к ручью. Одно дело смотреть на этот ручей издалека, а другое дело знать, что через него надо перейти. Брёвна, кстати, узкие и лежат в воде. Юлька снимает кроссовки, носки, оставляет всё это НА БЕРЕГУ (это жутко непонятно, если бы она все-таки перешла, что бы мы стали с её тапками де-лать), и наступает на эти два бревна, растопырив ноги, как пингвин. Машка, как самая умная, надела колготки, и теперь таращится на мокрой и скользкой глине, пытаясь не изгваздать джинсы и снять заодно колготки. Кстати, там недалеко проходит дорога, и все проходящие граждане изумлённо взирают на группу «в полосатых купальниках», двое из которых смотрят куда-то в ручей, причём один стоит с двумя пакетами, из которых торчат дрова, шам-пуры и свешиваются грозди сарделек. И ещё одна фигура, стоящая на глине одной голой ногой, а вторая при этом ещё в чулке, и с джинсами не шее. К тому моменту, как Машка избавилась от одного чулка, Юлька, всё это время пятившаяся как рак назад по этим брёвнам, вернулась к нам обратно, и заяви-ла, что брёвна слишком сильно прогибаются и вода холодная, поэтому луч-ше идти в обход. Я не пишу, что сказала Машка, потому что такой отборный мат нельзя использовать даже самому гениальному писателю. Просто по-ставьте себя на её место. Вообщем, стоим мы у этого ручья, Машка материт-ся, как сапожник, одевается, а между тем снова начинается дождь. Но мы как герои-пионеры разворачиваемся и бодренько шлёпаем к шоссе. Идём разго-вариваем, а поскольку с нами Алёнка периодически отходим на метр, чтобы покурить. Мы идём по той самой дороге, по которой мы сюда приехали. Впереди дорога плавно заворачивает, поэтому горизонт для нас закрыт, но по обеим сторонам от нас высятся ёлки и сосны, и мы пребываем в странном чувстве восхищения от всего, что нас окружает. Потом Юлька говорит:
- Вон там видите столб?
Мы приглядываемся – где-то вдалеке и вправду маячит какая-то белая хре-новина. Странно, а Стулова ещё всё время жалуется, что плохо видит. Я и то еле-еле разглядела.
- Ну?
- Гну. Там свернём на шоссе, на асфальт, а потом нужно будет ещё свернуть –и мы уже почти у реки.
- Юль, а идти-то сколько?
- 5 километров.
Ни хрена себе! Но потом, не знаю уж по каким причинам нам кажется, что пяток километров – это ерунда, как … Ну, в общем, плёвое дело. И бодренько так шлепаем себе со своими дровами и сардельками. Когда мы вышли на это асфальтированное шоссе, сначала подул ветер – такой ураганчик деревенского масштаба. Бог с ним. А потом пошёл дождь. И не моросящий дождь, а ливень примерно уровня Всемирного Потопа. Возвращаться? Ага, сейчас. Мы прошли уже полпути, теперь ни за что. Мимо проезжают машины, и с удивлением взирают сквозь залитые стекла на четырёх дураков с дровами, которые как караван упрямейших ослов прётся в самый дождь по шоссе. Мы с Юлькой уже давным-давно закрыли зонт – во-первых, спицы уже перекорёжило так, будто кто из него пытался связать узор крючком; а во-вторых, смысла в нём всё равно не было – наши штаны были мокрыми по самые «не балуйся», в ботинках плескалась вода (хотя мне в этом отношении как-то легче было – у меня ботинки были треснутые на обеих подошвах), а Машка закрутила Алёнку в своё пальто, и они идут позади нас. Хуже всего то, что шоссе пролегло в абсолютно голой местности. Наконец, сворачиваем. Вы знаете, что такое просёлочная дорога с ухабами и ямами, разбитая транспортом, в дождь? Я расскажу: это глина, грязь и всё это в воде. И вот по этим русским угодьям мы тащимся ещё добрых полчаса. Мимо про-езжает трактор. Бедный водитель! Ему это зрелище наверняка до сих пор снится в страшном кошмарном сне – четыре мокрые кикиморы по уши в глине прутся на пикник. Юлька опять заприметила какой-то столб и заявила, что у него нам надо свернуть и мы выйдем к реке. Кстати, и дождь уже не такой сильный. Шлёпаем теперь через заросли репейника, всё цепляется к мокрой одежде и волосам. Дорогу вдруг перекрывает глубокая канава, как спуститься - неизвестно, потому что внизу мокрая глина. Хватаясь буквально за воздух сползаем вниз, потом по жалким пучкам травы забираемся наверх, не забывая при этом, что у нас с собой ещё и дрова. Просвечивающаяся ро-щица почему-то горелых деревьев, снова канава, но кто-то очень умный и заботливый проковырял в глине ступеньки. Но они, заразы, тоже скользкие. Короче, навернувшись пару раз вы вылезли на берег реки. Красота-то какая, лепота! И кострище есть. Только дождь идёт. Бросили мешки, укрыли их плёнкой, покурили. На общем собрании туристов пришли к единому мнению, что надо построить шалаш над кострищем, чтобы и самим там сидеть, и костёр жечь. Вначале мы с Машкой нашли две огромные дубинки длиной метра в два, и решили в землю их воткнуть, но они почему-то не втыкались, и тогда мы достали Машкин нож и стали копать им землю. Двухсантиметровым лезвием! Потом копали руками и палками – ну доисторические люди, палка-копалка с моторчиком. Выкопали три такие хорошие, мазёвые ямины, воткнули туда две дубины. Юлька с Алёнкой в это время ломают ветки, которыми можно будет потом сверху шалаш прикрывать. И делается эта работа с таким рвением, как будто мы себе на зиму жильё готовим. Мы с Машкой возвращаемся к первой канаве, где горелые деревья. Во-первых, там, в канаве, можно присесть, во-вторых, эти деревья легче ломать, а нам позарез нужна третья дубина. Но они не ломаются. А по всему берегу тянется такая живая изгородь из таких тоненьких деревьев, ну в обхват где-то в два кулака. Машка уже нарубила там веток, а я углядела чуть поломанное дерево, которое по размеру как раз нам подходит. Стою я, кручу это дерево во все стороны, подходит Машка и предлагает мне следующее:
- Слушай, давай я его буду держать, а ты на нём будешь прыгать!
Так и сделали. Почти сломали, и тут увидели, что Юлька наломала столько веток, что сейчас с ними упадёт, и они её завалят по самую макушку. Машка бегом к ней, хорошо хоть нож мне оставила. Я этим ножом, точнее я этот нож чуть не спилила – деревом. Потом думаю: «Ай, ладно! Чем чёрт не шутит», ухватила его двумя руками – ну как в сказке про репку. Короче, когда я его выдернула вместе с корнями, Юлька посмотрела на меня и сказала:
- Да, девочки, мы настоящие русские бабы! Деревья корчуем голыми руками!
Самое главное было теперь этот шалаш обложить ветками так, чтобы сквозь него не капало. В это время проходит какой-то мужик, останавливается, спрашивает у Алёнки:
- Девочки, закурить есть?
Ну да, у Алёнки всегда есть. Она позвала нас. КАК мы втроём вышли - мок-рые, грязные, руки в земле, с ветками, он чуть с обрыва в реку не улетел.
- Что, - говорит, - шалаш строите?
- Да. А то вот дождик идёт. А у нас пикник.
Видали? Я теряюсь в догадках, что мог подумать этот мужик, услышав такой ответ. Девочки пошли на пикник. Своротили полрощи, можно сказать, гла-зом не моргнули, в дождь собираются развести костёр, и ещё что-то большое лежит, завёрнутое в полиэтилен. Страшно? Вот и ему страшно стало.
Шалаш построили с двумя входами, один – к реке, другой – к шоссе и к это-му второму пристроили ещё две палки и навесили на них плёнку – туда по-ложили все продукты. Сложили дрова, Юлька запаливает костёр – и, кстати, дождь кончился сразу же, как только мы достроили нашу конструкцию. Зато какой заряд энергии! Экстрим! Меня отправили замыть нож. Берег разделяет-ся на две части протокой, мне надо спуститься к самой воде, речка проходит сквозь трубу, вода там более чистая, и там хотя бы можно спуститься, но с трудом, та же глина, и тропинка скрыта густой осокой. Поэтому я и не виде-ла, как на мою ногу прыгнула жаба. Что я виновата, что я так громко ору? Нет. Ладно, нож и руки я привела в божеское состояние, поэтому теперь на карачках поднимаюсь наверх. А там уже сардельки насажены на шампуры, нарезан лук и сыр, и Алёнка рыщет в поисках больших лопухов, которые мы используем как тарелки. Санэпидемстанция умерла бы на месте. Лопухи раскладываются на землю, обливаются сверху кетчупом и майонезом, и мы приступаем к своему законному пикнику. А на другом берегу тоже, кстати, не пусто, там нас люди приметили, когда мы ещё шалаш строили, а теперь там собралась небольшая толпа отдыхающих, которые наблюдают шоу четырёх клоунов, то есть нас. А между тем уже припекает солнце, наша мокрая одеж-да преет, и мы снимаем носки, чтобы просушить их у костра. В шалаше мы так и не посидели – дым валит сразу изо всех щелей, не подчиняясь никакой логике. А что – очень, надо сказать, душевно покопали. Поэтому теперь мы вчетвером стоим босиком с закатанными штанами на обрыве и танцуем кан-кан. Ну, весело нам, хочется попридуриваться, хотя куда уж дальше. Плохо то, что нас поджимает время, нам уже звонил Юлькин папа, и нам пора со-бираться. Жалко, строили – строили, построили, столько сил потратили, но мы выбрасываем лопухи, измазанные расплавившимся сыром, собираем все мешки, шампуры. Юлька спрашивает:
- Ну что по шоссе?
Нам как подумалось, что придётся опять тащиться 5 километров пёхом по шоссе, в такую даль, что мы дружно орём:
- Через Ручей!!!
- Мы все вымокнем.
- Юль, - саркастически замечает Машка – А ты считаешь, наверное, что мы сейчас сухие-сухие. Пошли, хуже уже не будет.
Мы выбираемся на ту же просёлочную дорогу, и идём к новым участкам. Юлька сказала, что нам надо пройти буквально полчаса. Господи! Как там будут жить люди – непонятно. Улицы залиты водой, мы опять идём мокрые по уши. Вокруг нас возвышаются кирпичные коттеджи, почти замки. Удиви-тельно, богатые люди, вероятно, думают, что чем больше всяких башенок, лепнины, загогулин – тем богаче, а то, что выглядит это сооружение по меньшей мере нелепо – никто не задумывается. Светит солнце, и довольно сильно припекает, но это не слишком радует – у нас обветрены лица, и кожа будто горит, к тому же наша влажная одежда в тепле начинает, прямо ска-жем, пованивать. Участки резко обрываются у самой кромки леса, тропинка чуть петляет, скачет вверх-вниз по ухабам, опять мы скользим по мокрой глине, и вдруг сразу за поворотом перед нами Чёрный ручей. С другого бере-га он кажется ещё более зловещим, потому что с той стороны, куда нам предстоит перейти, можно спуститься к воде, а с нашей резкий обрыв глини-стого берега, и коряги торчат прямо из воды так, что до брёвен и не добе-рёшься. Юлька решает идти первой, она обнаруживает, что, для того чтобы слезть, нужно ухватиться за торчащую корягу и встать на то бревно, которое пошире и не так прогибается. Как пингвин-переросток, она медленно с ис-кусством канатоходца переходит на ту сторону. Всё обратной дороги нет, и Алёнка готовится к спуску. Юлька шла прямо в кроссовках, а она снимает обувь и носки, и почти перебегает на другую сторону. Нам с Машкой Юлька советует идти в обуви, а Алёнка босиком, говорит, что вода не очень холод-ная. Мы с Бычкой мнёмся, решая, кому же из нас идти первой. Наконец, Машка собирается, но она идёт в обуви, боится соскользнуть - а там, очень илистое дно, и могут быть стёкла, и вообще никто не проверял, на что там внизу можно напороться. Машка двигается вообще как черепаха, но вот она тоже переходит, а я уже сняла ботинки с носками, и жду своей очереди. На-конец, я спускаюсь. Заранее прошу прощения у читателя за то, что так скупо описываю переход моих друзей, просто в то время, когда они переходили, я боролась с паническим страхом и думала разуваться мне или нет. И вот я тоже встаю на брёвна. Они и правда довольно скользкие и сильно прогиба-ются, но в воду они уходят только на середине. Тем не менее брызги всё равно долетают до моих ног, и вода кажется мне довольно холодной. Глав-ное в этом деле – плотно обхватывать ступнёй поверхность бревна и идти надо, припадая то на одну, то на другую ногу. Брёвна погружаются в воду, и мои ноги тоже – почти выше щиколотки, вода очень холодная, и к тому же течение быстрое, поэтому ледяные чёрные струи сильно бьются об мои но-ги. И вдруг меня охватывает странное ощущение, и мне хочется идти через этот ручей бесконечно, а как же – я чувствую себя почти участником шоу «Последний герой». Такая экстремальность! Всё обрывается, когда подо мной начинает шататься бревно, и я не могу оторвать от него ногу, боюсь упасть. Я восстанавливаю равновесие, и вдруг Машка почти в глаз мне суёт палку и кричит:
- Держись, давай.
Я так вдруг разозлилась – только, понимаешь, встала по-человечески, как она весь ритм ходьбы перебила. Я отбрасываю эту палку и прыгаю на берег.
- Какого хрена, Маш! Я почти дошла.
- А если бы ты упала?
- А этот прутик, что, помог бы?
Мы обуваемся на берегу, но мне надо помыть ноги, и я опять спускаюсь к ручью, где лежит кусок бетонной плиты, но тут моя нога соскальзывает, и я с рёвом съезжаю на попе вниз, как на санках. Оборачиваюсь. Девчонки и с бледными лицами молча смотрят вниз:
- Ты как?
- Нормально. – и начинаю омовение ног, и слышу, как наверху они уже все смеются, говоря о том, что не упасть было нельзя, и кто-то всё равно должен был это сделать. Должен был! Почему всегда я? У меня теперь штаны все сзади выглядят так, будто меня где-то долго и упорно валяли. Все грязные, чумазые, растрёпанные вползаем на участки. Юлькина бабушка охает и аха-ет, возмущаясь тем, что нас вообще понесло в такую дождину на пикник. Поднимаемся на второй этаж. Ох, как хорошо! Машка, как Мери Поппинс, достаёт из закромов родины свитера и носки – короче, раздаёт всем сестрам по серьгам. У дома уже сушатся её джинсы, наши носки и Аленкина одежда. Я надеваю джинсы, в которых приехала, а Юлька не переодевается. Обнов-ляем только носки. У самого крыльца на солнышке стоит ванна – ну, у всех на даче такие наверное есть, с водой, на ванне лежит доска, на которую мы с Юлькой выставили свою обувь. Машка не видит в этом необходимости – она обратно решает поехать в шлёпанцах. А до приезда Юлькиных родителей осталось минут десять, поэтому мы чинно собираемся, причёсываемся, по-переменно вспоминая сегодняшний да и вчерашний день. К даче подъезжает родительская машина. Уже стоя в сенях, мы слышим, как Юлькина мама спрашивает:
- Где их носило? Штаны висят.
Бабушка вероятно объясняет причину сушки белья, на что Юлькина мама от-кликается:
- Ну, чуды! Чуды! Вот понесло же их!
Надо торопиться. Мы стаскиваем вещи вниз, Юлька предлагает проститься с лестницей. Теперь нам с Юлькой надо переобуться, чтобы не уехать в гало-шах. Я надеваю один ботинок, а Юлька тянет свой кроссовок. Но другой мой ботинок стоит на Юлькином шнурке. Она замечает:
- Черт, совсем не высохли.
- А у меня высохли, - радуюсь я.
И тут эта вредина дергает свой кроссовок, шнурком поддевает мой ботинок, и он падает в воду. Мой СУХОЙ ботинок!
- СТУЛОВА, Я ИМЕЮ ОСТРОЕ ЖЕЛАНИЕ ТЕБЯ УТОПИТЬ! В ЭТОЙ ВАННЕ! ОНИ БЫЛИ СУХИЕ!
Она делает вид, будто жутко испугана, но нас уже зовут родители, и мы вы-ходим за ворота. Последние фотографии на фоне дома, папа за рулём, мы с Юлькиной мамой, и мы лезем в машину. Причём сначала лезем без обуви, а вслед нам Алёнка закидывает нашу обувку.
Я не описываю дорогу обратно, я почти всё время спала, зато напоследок мы тоже получили свою порцию смеха, последнюю. Когда нас высадили с Машкой у аптеки, мы с ней явили жалкое зрелище. Я-то ещё ничего выгля-дела, никто ж не видит, что ботинки у меня мокрые. А Машка – белый длин-ный свитер, который велик ей раз в пять, черные лосины и голубые носки, и
плетеные шлепанцы, и Машкина знаменитая сумка. Называется, попугали народ в Талдоме, попугаем в Москве. Славный русский город Талдом…
Всё, я больше ничего не напишу об этом, выходные кончились именно на Машкиных голубых носках, хотя мы ещё встретились в этот день. Талдом-скими мы их окрестили случайно, или это сделала я – неважно, пусть они будут первыми в следующей веренице историй – в конце концов, именно с них всё это началось, они имеют на это право.
Все события и герои данного произведения существуют на самом деле, а не являются плодом фантазии автора. За повышенное вни-мание психиатров к героям автор ответственности не несёт.